Не долго горевала Анисья, потеряв деда, слишком много было у нее дела. Во время осады татары чуть ее не убили. Она, все что могла, перетаскала в лес, и лошади у нее работали все время. В лес же она спрятала и Феню, но не успела уйти только сама, так как хотела все-таки дом запереть. Татары приехали на лодках и заметила она их, когда они уже вышли на берег. Они ее тоже заметили и бегом пустились к ней.
Если бежать в лес, то это значило показать им дорогу к тому месту, где у нее все спрятано, а этого она ни в каком случае не желала.
Что тут делать? Из двора у нее, кроме ворот, были две калитки. В виду татар, приехавших на двух лодках, она заперла ворота на крепкий запор и в то время, как они ломали ворота, она выбежала в калитку, незаметно пробралась к реке и, перерезав ножом веревки, на которых были привязаны лодки, она вскочила в одну из них, отпихнулась от берега и, выехав на середину реки, отпустила там вторую лодку, которую тащила с собой. Татары заметили это, когда дело было сделано. Проклятия и брань неслись вслед за расторопною бабою, но она не смутилась и только помахивала веслами и плыла посреди реки. Татары посмотрели ей вслед, потараторили промеж себя и пошли к городу пешком.
Анисья же, дождавшись ночи, причалила к берегу и вышла в лес. Лес она знала как свои пять пальцев и к утру была уже с Фенею и с работницею, которая боялась страшным образом татар.
Когда осада была кончена, то Иван, служивший уже у Ермака, и Матвей тотчас же отправились спроведать Анисью, а так как Ваня знал, где спряталась мать, то туда и прошел прямо.
Радость свидания была великая, Анисья, несмотря на свой мужской характер, даже заплакала, увидав сына и Матвея.
Так как они были отпущены на короткий срок, то и посоветовали матери тотчас же начать перебираться, чтобы иметь возможность помочь ей.
Ермак как ребенок плакал по своем погибшем друге Иване Кольце..
— Никогда не прощу я этого Караче, не прощу пока жив буду, — говорил он и снова бросался на землю и рыдал.
Тоску свою он надеялся размыкать на поле брани и пошел вверх по Иртышу, где завоевал все местечки до Ишима: с непокорными он поступал жестоко, а с безоружными милостиво. Один князь вместе с данью прислал ему свою дочь, невесту сына Кучума. Татарка была очень красива, но Ермак находил, что воину не след обзаводиться семьею, и отправил ее обратно к отцу.
В начале августа к Ермаку, вернувшемуся уже в столицу, пришли гонцы от бухарских торговцев и обратились к нему так:
— Доблестный завоеватель! Едут к тебе с товарами бухарские купцы и дошли они уже до Иртыша, а тут остановил их царь Кучум. И вот они послали нас к тебе с поклоном и просят тебя выручить их.
Не подозревая ничего дурного, Ермак взял с собою самых храбрых и самых надежных казаков и приготовил большую лодку.
Иван Савин зная, что идти им придется вверх по Иртышу, просил позволения съездить к матери проститься.
Анисья чинила двор, он был почти что уничтожен. Она, как баба рабочая, не сидела сложа руки.
Как услыхала Анисья, что Иван опять идет в поход, так и заплакала.
— Ой, чует мое сердце недоброе! — причитала она, — быть беде.
Несмотря на ее причитанье, Ваня все-таки отправился. Феня украдкой тоже поплакала, потому что боялись за Матвея, а не посмела спросить у брата: идет ли с ними Матвей?
Поплыли наши казаки вверх по Иртышу до Вагая реки, но бухарцев нигде не встречали. Раздумье взяло Ермака. Не предательство ли какое?
Не стал бы он сомневаться, кабы мог видеть, что по берегам из-за каждого куста выглядывали татары царя Кучума.
Наступила ночь — зги не видать. Велел Ермак вернуться в Иртыш, а тут полил и дождь.
— Пристать бы куда-нибудь, — послышался в лодке голос.
— Да вот тут недалеко от берега островок есть.
— Ну, причаливай! — скомандовал Ермак.
Лодка причалила к островку, казаки вышли и раскинули шатер.
— Ну, тут никто нас не потревожит, — говорят казаки. — Этакая темень, да и вода кругом, лодок тут ни у кого нету. Значит, можно выспаться.
Лодку привязали к кустам и все улеглись. Волны по Иртышу шумно раскатывались, дождь бил по шатру, и под этот шум, заглушавший всякие другие звуки, казаки заснули крепким богатырским сном.