Юрий, встречаясь с Аллою, становился молчаливым и принимал вид не только огорченного, но убитого человека.
— О чем скучаешь? Разве тебе худо? — спрашивала она.
— Скучаю о своих.
— Хочешь, я попрошу отца, чтобы их привели сюда?
— Нет, не хочу.
— Чем же я моту утешить тебя? Могу ли утешить? Говори!
— Можешь.
— Чем?
— Спаси кого-нибудь из русских и приведи ко мне. Можешь это сделать?
— Трудно.
Юрий закрыл лицо руками и ничего не стал более говорить.
— Я сделаю, — проговорила девушка.
В лагере, между тем, закипела деятельность. Батый готовился к новому походу. В Киеве он оставлял отряды для обороны города, а близ Киева поселил желавших вести оседлую жизнь татар и местечко это назвал Хановым; Димитрия и Юрия Батый брал с собою.
Перед выступлением в темную августовскую ночь, в кибитку русских тихо пробралась Алла и, взяв за руку Юрия, молча вывела его из кибитки.
— Я обещала и сделала, — сказала она, — хотя могу за это ответить. Вот беглый русский.
Впотьмах Юрий рассмотрел стоявшего перед ним инока.
— Откуда ты?
— Я из далека, пробираюсь на родину в Киев, в лавру.
— Разве не слыхал, что Киев взят?
— Слыхал. Но все-таки хотел хотя на родные места взглянуть.
— Тебя здесь не тронут и эта девушка тебя выведет из стана, а ты можешь ли исполнит мое поручение?
— Как же не исполнить, если из-за этого я цел остался.
— Слыхал в Киеве о Чебушовых?
— Знаю и дом их знаю.
— Так вот, найди ты их. Иноки печерские наверно знают, где они. Найди и отдай им этот образок. Мать сейчас его узнает. И скажи, что сын их жив и в плену, но чтобы ни случилось, всегда останется верен своей вере и никогда их не забудет.
Инок обещал все исполнить, в благодарность за то, что ему дарована жизнь.
Татарке не трудно было исполнить просьбу Юрия, так как Батый не любил убивать никого из духовенства, не желая вооружать его против себя.
Алла сама проводила инока за стан. Но ее ночное похождение не осталось незамеченным и рассерженный Батый распорядился ее судьбою, не спросив у нее.
Глава VI
Поход в Венгрию
Юрий хотя и снова лег спать, но от волнения заснуть не мог. Он слышал, как еще до свету стали нагружаться телеги и навьючиваться отгулявшиеся верблюды.
Боярину Димитрию и Юрию велено было явиться в палатку к Батыю.
Друзья наши не могли не заметить, что Батый чем-то недоволен.
— Неужели Батый узнал, что я послал домой весточку? — с тревогою думал Юрий.
— Быть беде! — говорил Димитрий.
— Не вышло бы что из-за инока, — шептал Юрий.
Батый же долго смотрел на него и затем пальцем подманил к себе поближе.
— Тебя зовет Юрием?
— Юрием.
— Зачем же ты именуешь себя царевичем? — спросил Батый.
— Никогда себя царевичем не именовал.
— А когда задумал жениться на моей дочери?
— Никогда не хотел на ней жениться. У меня есть невеста в Венгрии, — твердо сказал Юрий.
Батый поверил ему и ушел в кибитку к старшей жене.
С этого времени Юрий никогда не видал больше Аллы, которая была выдана замуж за кого-то из важных ханов.
И вот, в этот же день двинулась грозная туча татар, в Галицкую и Владимирскую области.
Как появившийся в степи огонь пожирает все, до чего дотрагивается, так и татары жгли и убивали все, что попадалось им по пути. Князья южной России побросали свои города и бежали большей частью в Венгрию, а те города, которые не тотчас же сдавались, брались хитростью или обманными обещаниями. И в том и в другом случае все жители убивались, а дома их сжигались.
— Ты видишь, — говорил Димитрию хан Батый, — что против меня никто устоять не может.
— Видно так Господу угодно, — отвечал Димитрий.
— Отчего же ты не хочешь взяться за оружие?
— Против своих-то, хан?.. Помилосердуй! Лучше на себя руки наложить.
— Зачем, зачем? Не надо. Я это только так говорю.
Все чаще и чаще заговаривал Батый таким образом. А у Димитрия вся душа изболела, глядя на поля, усыпанные трупами русских.
— О, Господи! — говорил он, — да что же делает в Венгрии князь Михаил? Ведь он обещал просить короля Белу прислать войско против татар.
— Запировал на свадьбе сына, — отвечал ему Юрий.
Не стало, наконец, мочи Димитрию молча смотреть на истребление своего народа и стал он измышлять, чем бы ему помочь.
— Что это за Венгрия такая? — спросил у него однажды Батый, — зачем все ваши князья убежали туда?
— Убежали они туда за помощью.
— Как за помощью?
— Да. Там царствует гордый король Бела IV. Страна у него богатая, чудесная, города красивые, и теперь он набирает против тебя войско…
— Что? — вскочив, крикнул Батый.
— Да, войско. И наберет несметную силу и двинется на тебя, а с ним двинутся наши князья.
— Ты врешь!..
— Прикажешь молчать, я буду молчать, только я никогда не вру, — отвечал боярин.
С этого дня мысль о Венгрии не давала Батыю покоя и чем боярин больше отмалчивался, тем неотступнее приставал к нему хан со своими расспросами.
— Так скажи же мне, — говорил он боярину, — что по твоему мнению надо делать? Не ждать же мне здесь венгерского войска?
— Нет не ждать, — отвечал Димитрий, — а идти в Венгрию сейчас-же, пока войско еще не собрано. Не медлить ни минуты, и идти сейчас же.
Батый задумался. Все кругом него молчало. А боярин молился в душе. Ему более всего хотелось выжить татар из земли русской.
— Хотя этим-то принести пользу своим, — думал Димитрий, и точно принес пользу.
Долго сидел Батый, насупившись и, наконец, поднял свое смуглое лицо, сверкнув маленькими глазками и сказал:
— Ты прав! — Надо идти на Венгрию и завоевать весь мир, как завещал Чингиз-Хан.
Придя к себе в палатку, Димитрий упал на шею к Юрию и долго не мог говорить.
— Что случилось, крестный? — спрашивал Юрий, не помня себя от тревоги.
Пленники имели полное основание тревожиться от всего. Почувствовав, что боярин весь дрожит от рыданий, Юрий пришел к тому заключению, что опасность грозит ему, Юрию, так как крестный не стал бы плакать, если бы смерть грозила ему самому.
— Перестань, крестный, — твердо сказал он, — неужели ты думаешь, что я боюсь смерти? Да я десятки раз думал, что самая лютая смерть лучше нашей жизни среди татар.
— Не о том, сынок, плачу, — отвечал боярин, — а о том, что я взял на душу тяжкий грех. Батый идет на венгров и на другие народы.
— Так о чем же горевать? Радоваться надо. Значит, наши русские женщины не будут больше видеть, как конями топчут их детей. Помнишь, как билась в Галиче молодая женщина? А помнишь, как девушка, убегая от татар, при нас утопилась? И мы ничего сделать не могли? А помнишь, как люди живьем горели в хатах. Неужели ты хотел-бы, чтобы все это повторялось?
— Все это так, — отвечал боярин, — но я боюсь, что я его втравил в новую войну, в новую резню, а может быть он успокоился бы и ушел бы к себе.
— Никогда-бы этого не было. Почти двадцать лет пьют они русскую кровь и не перестанут ее пить. Пусть же русские вздохнут, а татары попробуют иноземной крови. Если ты натравил Батыя, то честь тебе и слава.
— Меня так потрясло известие, что татары уйдут, что я даже испугался, что взял грех на душу. Конечно, чужую кровь видеть легче, чем свою родную.
— Ведь если татары возьмут и Новгород, то вся Россия сгинет. Слава Богу, что хотя на время избавим родину от напасти и она пока вздохнет.