— Когда?
— Сегодня!
Опричники отошли от сена и с проклятиями и ругательствами стали садиться на лошадей.
— А добро-то все куда же девалось? — спросили они.
— Видно, с собой взяла. Нешто в монастырь с голыми руками примут? — небрежно отвечал старичок.
Ерема вышел за ворота и проводил опричников, затем вернулся во двор и еще некоторое время постоял, потому что к отряду примыкали другие опричники, разгуливавшие где-то. Когда топот лошадей затих, он затворил ворота и калитку на запор и стал звать.
— Ирина, выходи!.. Уехали…
Ирина вылезла и помогла вылезти Насте.
— И ты мне будешь говорить, что надо любить таких злодеев? — в негодовании говорила Настя, — да я бы их на медленном огне сожгла!..
В это время с улицы послышался крик и не то плач, не то стон…
— Отворите! Отворите!
— Это Андрюша! — проговорила Настя и бросилась отворять калитку.
Андрюша, уже подросток, вбежал, как безумный.
— Матушка Ирина! Убили! Убили!
— Кого? Кто? — крикнули все присутствующие.
— Ваню на реке убили и бросили в воду.
Ирина, вместе с другими, бросилась к реке, где батюшка и дьячок вынули из воды тело убитого Вани.
Батюшка, стоя над покойником, с упреком смотрел на дьячка.
— Это все твое дело? — только сказал он ему.
— Да, да! — вскричал Ерема, — все это твое дело! Не люди тебе отплатят, а Бог тебя покарает… Сам Господь, Который видит все! Он на этом еще свете тебя накажет. Смотри хорошенько на этого мальчика, смотри!.. Отныне ты этого кроткого лица никогда не забудешь… Никогда!.. Никогда!..
Дьячок смотрел на лицо Вани и, побледнев, как мертвец, стал дрожать.
На другой день Ваню похоронили и теперь у Ирины осталась только одна Настя и ее надо было спрятать, сохранить во что бы то ни стало.
Батюшка стал запрягать лошадь и Настя уже уселась в телегу, как вдруг во двор вбежала баба из соседнего села.
— Не у вас ли сердобольная Ирина! — спросила она.
— А что тебе?
— Умирает человек! Так за ней послал наш священник. Человек-то тоже с крестом на шее, да вот никто к нему нейдет. А так дать умереть, без молитвы, нельзя.
— Ты толком расскажи, в чем дело, — сказал отец Даниил.
— Вчера, — начала баба, — к нам приехали опричники и прямо в кабак; напились и стали хвастать, кто лучше на лошади сидит… Вот они катались, катались, а один из них, как задернет лошадь, она встала на дыбы, опрокинулась да и придавила его… Другие-то «ах! ах»! Потрогали, да все и уехали… Батюшка наш пришел и велел внести в избу… Никто не пускает!.. Потом уж пустую избу отворили, внесли… батюшка причастил… а он и до сих пор жив… Никто к нему нейдет; ну вот, батюшка и послал за тобой, сердобольная Ирина, и просит тебя войти к нему. Все же человек, не собака!
— Отец Даниил, — сказала она наконец, — вези Настю в монастырь, устрой там все, что нужно, а я приду туда пешком, когда буду свободна.
— Матушка! Матушка! — с плачем проговорила Настя, — не надо, не делай этого!
— Нет, Настя, — возразил отец Даниил, — пусть она исполняет до конца долг свой. Если Господь умеет карать, то ведь Он умеет и награждать.
Ирина, простившись со своими добрыми соседями, быстро пошла с бабою в село.
В избе, с одним маленьким окошечком, на лавке лежал больной и тяжело дышал. Изба была старая, закопченая и у единственного образа теплилась лампадка. Придя со свету, Ирина с трудом разглядела лицо больного и тотчас же поняла, что человека этого спасти нельзя, а что ему можно разве только помочь.
Она взяла на руку масла и тихо, осторожно стала растирать грудь больному. Это, очевидно, облегчало его.
Долго в избе раздавались только стоны. К вечеру стоны стали стихать, а в полночь умирающий открыл глаза.
— Умираю, — проговорил он.
— Проси у Господа прощения, — сказала Ирина. — Он, Милосердный, простил разбойника на кресте.
— Меня… наказал за мальчика на реке… Голубые глаза вон там в углу… смотрят на меня…
Ирина в страхе оглянулась, но в углу было темно.
— Разве ты убил мальчика? — тихо проговорила она.
— Дьячок показал… я убил… Когда лошадь давила… глаза его смотрели на меня…
— О, Господи! — закричала Ирина, упав на колени, — прости его! Прости!
— Господи… помя…ни… мя…
— Во царствии Твоем! — твердо проговорила Ирина и закрыла глаза покойнику.
Она вышла из села, когда было еще темно, и в чудное летнее утро вошла в мирную обитель, где Настя ждала ее.
Глава VIII
18 марта 1584 года
Прошло четыре года и, накануне Благовещенья, в доме отца Даниила все уже легли спать, как в калитку послышался сильный стук.
— Пустите, Христа ради! — говорил какой-то незнакомый голос.
Отец Даниил вышел и увидал сани, а на них какого-то человека.
— Отец Даниил! — проговорил голос из саней, показавшийся священнику знакомым.
Он подошел поближе и, несмотря на темноту, при свете месяца, увидел черты лица знакомые, но страшно изменившиеся.
— Петр, да неужели это ты? Вот радость-то! Ну, выходи же!
Но выйти Петр не мог. Просидев в колодках четыре года, он остался в живых только благодаря своему необыкновенному здоровью, но ходить не мог. Стрелец Федор, отслуживший свою службу, привез его на свои скопленные гроши.
— Где уж ему ходить, батюшка! Его надо принести.
Вдвоем со священником они внесли Петра в избу и положили на лавку. Ноги у Петра начинали понемногу шевелиться, но он весь был в таком ужасном виде, что отец Даниил пошел к жене и сказал ей:
— Лучше, матушка, не иди сегодня к обедне, а истопи баню и вымой несчастного. Этим ты сделаешь угодное Богу.
Андрюша, восемнадцатилетний молодой человек, с восходом солнышка уехал в монастырь. Он часто, чуть что не каждую неделю, бывал там, так как в монастыре жила его невеста, его дорогая Настя.
Когда он приехал в монастырь, служба уже началась и голос Насти, певшей на клиросе, покрывал весь хор. Сестра Ирина, не постригавшаяся в монахини, потому что через Ерему она знала, что муж еще жив и она вовсе не хотела быть с ним разлученною, — стояла тоже недалеко от клироса.
Лишь только служба кончилась, Андрей тотчас же подошел к решетке.
— Матушка Ирина! — быстро проговорил он, — скорее собирайтесь. Я приехал за вами. Не мешкайте!
— Что случилось? Говори скорее! — сказала Ирина.
— Счастье!..
— О, Господи! Неужели вернулся?
— Вернулся, не мешкайте!..
Но уехать они не могли, не простившись с игуменьею, и потому Андрею долго пришлось их ждать. Если он с таким нетерпением их ждал, то можно себе представить, что делалось с Петром, которому Ерема, живший в его избе, сейчас же сделал костыль и вывел его за ворота на лавочку.
Но вот, наконец, показалась за поворотом серая лошадка и телега с дорогими монашенками. Радость свидания была так велика, что Ирина Ивановна справедливо заметила:
— Чтобы пережить еще такую минуту, я готова на новые испытания!
— Нет, нет, мама! Довольно! — вскричала Настя.
— И впрямь довольно! — заключил Петр.
Ирина Ивановна была совсем седая, но Петру она казалась такою же молодою, какою была прежде, и он не мог свести с нее глаз.
Скоро был накрыт стол и появился постный ужин. Когда первый голод был утолен, Ирина и Настя просили Федора рассказать им все, что делалось в Москве, и каким образом уцелел Петр.
— Когда вступил царевич Федор на престол, так первым делом велел всех заключенных освободить. Ну, я года свои выслужил и без того бы ушел. И вот первым делом направился я в тюремный двор поджидать Петра. Вот и привез его. Первый день, как ехали, он все стонал и ехать не мог, мы и остановились; а на второй вот и приехали.