— Мать недавно умерла, а отец с братом увезли деготь в Новгород. С часу на час жду их, — отвечала Паша.
— Нет ли тряпок?
— Есть.
Паша открыла грубо сколоченный ящик и подала тряпок.
— Мать твоя была, видно, горожанка? — спросил князь.
— Монастырская была она. Все умела делать и меня научила.
Паша сердито взглянула на Мирославича, который с затаенной злобой сдернул с отрока рубашку, вследствие чего тот застонал. Простая девочка сразу почувствовала, что этот неприятный человек ненавидел юношу, и испугалась за него.
— Оставь, — сказала она, — я все сделаю одна.
Она обмыла раны, и приложила к ним мокрые тряпки, а затем сбегала куда-то во двор и принесла паутины, которой и стала закладывать окровавленные места.
Солнце, между тем, село, и та же Паша, вздув, огня зажгла лучину и всунула концом в стену.
— Что же нам делать? — Обратился князь за советом к Мирославичу.
— И ума не приложу. Не знаю ведь, где мы, — отвечал Георгий.
— Куда же идти ночью, — заметила Паша.
— Это правда, — отвечал князь, — лучше подождать до утра. А нет ли у тебя, девочка, лампадки?
— Как не быть? Есть.
— Так ты принеси-ка лучше сюда лампадку, а лучину потуши. Нельзя ли нам сенца охапочку, мы и ляжем, а дверь припри.
Князь и Георгий легли, а Паша села подле больного, громко бредившего о медведице.
Луна ярко осветила двор и берег, когда, наконец, приехал дегтяник с сыном. Не мало он удивился, увидав такого важного гостя, и, пройдя в избу, завалился спать.
Лишь только стало светать, как на дворе заиграл рожок, и Паша встрепенувшись выбежала из сеней и пошла доить коровушек.
Дегтяник был мужик зажиточный, и у него было скота довольно: были и овцы, и свиньи и коровы, как были и куры. Пастухом у него был парнишка-дурачок и выгонял скот на берег, неподалеку от поселка. Когда Паша вернулась, то князь уже проснулся, и она сообщила ему, что по лесу слышны крики.
— Видно тебя ищут, — прибавила она.
Действительно, князя в продолжение всей ночи искали охотники и нашли только утром. Дегтяник взялся привезти больного на лодке, в Новгород.
— Ну, прощай, дорогая хозяюшка, — сказал ей на прощанье князь, — к нам милости просим. Я сумею тебя угостить и поблагодарить за твое гостеприимство.
Паша стояла и кланялась. Она вышла за ворота и смотрела, как князь бережно укладывал раненого на лодку, и с какой завистью смотрел на это боярин Георгий.
— И не любит его, и завидует, — подумала Паша.
Наконец, лодка отъехала, князь и свита его вскочили на коней, и осталась Паша одна и долго прислушивалась к удалявшемуся топоту копыт.
Глава III
Опять, как накануне, стояла девочка на берегу и ждала отца и брата. Но теперь она ждала с новым чувством любопытства. Ей так хотелось знать, кто такой этот юноша.
— Может быть княжеский сын? — думала она, и сидя на берегу, она стала мечтать, что когда-нибудь он заедет к ним на коне, и она напоит его молоком или медом. Она умеет варить такой славный мед, и он скажет ей спасибо, как сказал сегодня, прощаясь.
Поздно ночью вернулся отец и брат, и привез Паше и гостинцев и подарков.
— Ну, Паша, родненькая моя, — сказал дегтяник, — видно придется нам с тобой расстаться. Я дал слово князю привезти тебя в город. Ко мне вышла сама княгиня, что пава, да и говорит: «Князь дивится уму твоей дочери. Привези ее непременно; пусть поживет здесь, и еще больше уму разуму научится».
— Что же! Я не прочь повидать людей, — отвечала Паша.
— А мы-то как без хозяйки останемся?
— Возьмешь тетку Агафью.
— Она давно просится, — прибавил брат.
В ближайшее воскресенье, Паша нарядилась в новый сарафан, увесилась бусами и поехала с отцом в город, где она бывала уже не раз.
Княжеские хоромы были обнесены высоким тыном, с тяжелыми дубовыми воротами и калиткой с кольцом. Лишь только Пашу ввели в сени, как к ней выбежали сенные девушки, или, говоря иначе, горничные Княгини и повели ее вверх по лестнице.
Княгиня, действительно, подошла к ней, что пава, такая белая, нарядная, и стала ее обо всем расспрашивать.
— Ну что же, Паша, хочешь у меня остаться жить, или погостить?
— А отец-то как же без меня?
— У нас рабыни есть. Пошлем ему работницу рабыню.
Пашу увели девушки, и стали ей хвалить житье в княжеском доме. Паше очень хотелось знать: кто такой юноша с карими глазами, что лежал у них в сенях, но она не смела спросить о нем ни у кого. Она не смела спросить этого даже у родного отца.
Вдруг через несколько дней девушки начали поговаривать, что князь куда-то уезжает. Все шептались, и никто ничего наверное не знал.
Раз вечерком Паша как-то выбежала вниз в сени, и там в дверях встретилась с тем, о ком спросить не смела. Павел хотя был еще бледен, но уже встал.
— Здравствуй, девочка, — сказал он ей, — как тебе нравится у нас в Новгороде?
И, не дожидаясь ответа, он прошел дальше.
— Нет, это не княжеский сын, — подумала она, — одет он просто.
И вот, придя раз к княгине играть с княжескими дочерьми, она услыхала, что князь со свитой и с дружиной собирается в Киев, где после смерти отца его, великого князя Мстислава Владимировича, на престол вступил брат покойного великого князя, Ярополк Владимирович.
Княгиня очень горевала, что Святки придется ей провести без мужа.
— Ну, что же делать, — отвечал ей князь, — мы князья подначальные, не ехать нельзя.
— А у меня что-то ноет душа, боюсь, что случится что-нибудь, — с плачем говорила ему княгиня.
— Бог милостив, ничего со мной не случится. Дружина у меня хорошая.
На приготовления к пути ушла целая неделя, и наконец обоз был нагружен, кони оседланы, и князь, собрав всех домашних в горницу, пришел с своими приближенными. Все сели кругом горницы на лавки, покрытые коврами, а посидев, встали, стали молиться Богу на иконы, висевшие в углу, и затем князь подошел, обнял княгиню, которая поклонилась ему в ноги, и громко заплакала, причитая о своей горькой доле.
Князь не перебивал ее, а продолжал прощаться с другими. Подойдя к Паше, он простился и с ней.
— Живи у нас, — сказал он ей, — у меня для тебя и жених припасен.
Паша вспыхнула, и невольно взглянула на Павла.
Все домашние высыпали за ворота и смотрели, как отряд двигался по только что выпавшему снегу.
Путь был неизвестен, тяжел и не близок. Более месяца ехали князь с дружиной до Киева, где зимы еще не было, но наступила уже осень.
Дядя князя, Ярополк Владимирович, радушно встретил племянника, принял от него привезенные подарки, и, усадив за стол, повел такую речь:
— Ты знаешь, князь Всеволод, что батюшка нам оставил завещание?
— Как же, великий князь, мне, внуку его, да этого не знать, — отвечал Всеволод.
— Ну, так вот по этому завещанию, и по уговору нашему с моим старшим братом и с твоим отцом, тебе, как старшему сыну и внуку, положено отдать Переяславль.
— Это уж воля твоя.
— Можешь отправляться туда, и княжить там, вместо дяди твоего Георгия Владимировича, которому я дам какой-нибудь другой город.
Погостив в Киеве, Всеволод естественно спешил в свой новый город, Переяславль, славившийся своими хорошими местами и плодородной землей.
Гордо въехал князь с дружиной в город, и проехал прямо на княжеский двор. На дворе на встречу к нему вышел дядя Георгий Владимирович.
— Ну, что же, племянник, это дело, что ты навестил дядю, сказал Всеволоду князь.
Князь Всеволод подал ему грамоту.