1907 год. Последняя опера великого композитора — «Золотой петушок», сатирическая сказка.
1908 год. Римский-Корсаков скончался от болезни сердца, так и не увидев на сцене свое последнее произведение.
Баркарола. Петр Ильич Чайковский
Грустный человек с бородой и светлыми волосами стоит у раскрытого рояля. Кажется, он хочет присесть и что-то сыграть, но никак не может на это решиться. В откинутой крышке рояля он видит тусклые отражения. Может, это отражается в зеркальной поверхности рояля пламя толстых, чуть косо вставленных свечей, но грустному человеку (а это знаменитый на весь мир композитор Чайковский) кажется, что это отражается его жизнь. Вот мелькнуло перед ним море, золотой лев, лагуны. И вспомнил Петр Ильич, как оказался в Италии, в городе Венеции. Он не просто уехал, а убежал тогда от нелюбимой жены, от докучливых друзей, от житейских неурядиц. Убежал, потому что думал: «Вдруг здесь, в Венеции, придут новые образы и мысли? Ведь вот уже и середина жизни, а как мало сделано!..»
Но как только он оказался в Венеции, затосковал по России. Это всегда с ним случалось. Едва останется за спиной последний полосатый столб границы, как подкатят к сердцу грусть и печаль… И тут же вспомнятся и зимняя сказочная Москва, и пушистые снега, а сразу за Рождеством — лютые крещенские морозы…
Но что поделаешь? По правую руку вместо снега — дома серые. По левую — красно-кирпичные. А впереди и сзади — то вода морская, то вода каналов. Темно-зеленая, маслянистая, дрожащая в отсветах газовых фонарей… Словом — скука!
Но ведь Петр Ильич в Италию не скучать приехал. И решил он пройтись по Венеции. Но как? Тут и улиц-то настоящих нет! Одни каналы. Значит, гулять по ним можно только в лодке. Они здесь гондолами называются. У них острый загнутый нос и красивая резная корма. Правит гондолой с помощью одного длинного весла гондольер.
Вот такую гондолу недалеко от своей гостиницы Петр Ильич и нанял. И удобно устроился в середине ее, под навесом. А гондольер со своим тяжелым веслом поместился сзади.
Гондольер поет, радуется чему-то, гребет. Лодка по воде скользит. Петр Ильич по сторонам смотрит. Все вроде хорошо. Вот, попетляв по каналам, обогнув высокую колонну с крылатым львом, выплыли они в море. И здесь песня гондольера стала меняться. Из задумчивой баркаролы, какую поют все гондольеры в Венеции, она стала превращаться в какую-то разбойничью песню. Тут Петр Ильич обернулся и посмотрел на гондольера внимательней: батюшки-светы! Корсар! Настоящий морской разбойник и душегуб! Со лба красная повязка свисает. Глаза смоляные, жуткие. В правом ухе медная серьга болтается! И если до этого Петр Ильич не слишком-то слушал, о чем поет гондольер, то теперь стал слушать очень внимательно. Тем более, что по-итальянски он хорошо понимал. А гондольер, видимо, думал, что иностранец ничего не понимает: гребет себе, поет. И поет не просто песню, а как бы целую историю складывает. О том, как полюбил лодочник Джакомо девушку по имени Мария. И как захотел отнять ее у лодочника богатый судовладелец Труффалони. И как поклялся гондольер судовладельцу отомстить, а Марию, несмотря ни на что, все-таки взять в жены. Но что сделаешь в этом позеленевшем от сырости и злости городе без денег? И чтобы их добыть, остается одно — украсть. Но у кого украдешь? Рядом одни бедняки. А время не ждет! Еще немного, и достанется Мария старому, сморщенному, как компотная груша, Труффалони! Но сегодня Бог, видно, смилостивился над Джакомо. Послал ему богатого иностранца на поживу. У иностранца красивая бородка и доброе лицо. Однако его одежда и золотые часы с цепочкой стоят больших денег… И Джакомо решился — сегодня или никогда!
Гондольер пел и пел. Постепенно темнело. Лодка, сделав круг, возвращалась в город.
«Бежать! — думал потрясенный Петр Ильич. — Бежать! Но, конечно, не здесь, не в море, а где-нибудь в завитках городских каналов!»
Гребки гондольера становились все резче и нетерпеливей. Вошли в город.
«Нужно решаться, пока не поздно…» — подумал Петр Ильич.
И тут же гондола стала поворачивать в один из узких отводных каналов. Блеснули отражения газовых фонарей в воде. Петр Ильич внезапно подался чуть вперед и перевалил через высокий борт лодки… Все завертелось у него перед глазами. Обожгла вода, пресеклось дыхание. А затем что-то тяжелое и страшное с шумом и звоном обрушилось на него. На минуту он потерял сознание. А очнувшись, увидел прямо над собой бешеное лицо гондольера.