Дело, конечно, все было в отношении «белых» к туземцам. И следует всячески подчеркнуть исключительно гуманное, человеческое отношение к ним только со стороны русских кругосветных мореплавателей.
Различные белые — англичане, голландцы, испанцы, порту, гальцы, — посещавшие Океанию, зарекомендовали себя с самой скверной стороны. Бесчинства, грабежи, насилия, убийства мирного населения прогремели настолько по всем островам, что жители их, при приближении судна, прятали своих жен, детей, домашний скот, Даже такой мореплаватель, как Кук, стрелял в туземцев острова Танны (Ново-Гебридские острова) без малейшей необходимости.
Совершенно иным было поведение русских моряков. История не знает ни одного случая, когда наши мореплаватели прибегнули бы к оружию на островах Океании. Они не применяли оружия даже в случае необходимости, памятуя, что имеют дело с первобытными народами.
При описи Сенявинских островов экспедицией Литке население всячески мешало работе моряков, и дело кончилось форменным нападением на них туземцев. Литке распорядился тогда прекратить опись и объяснил это решение так:
«Конечно, мы могли бы держать дикарей в почтительном от Had расстоянии. Для сего оставалось одно средство — дать им почувствовать силу нашего огнестрельного оружия. Но средство сие почитал я слишком жестоким и готов был лучше отказаться от удовольствия ступить на открытую нами землю, нежели купить это! удовольствие ценою крови…»
Далее автор указывает с незлобливой иронией, что он ограничился тем, что «в ознаменование неудачи нашей и негостеприимного нрава хозяев» назвал открытую бухту «портом Дурного приема».
Следующая характерная черта первых кругосветных мореплавателей — их высокая культурность, образованность. Все они отличались прекрасным знанием военно-морских наук, математики, физики, астрономии, иностранных языков. Они были не только крупнейшими, высокообразованными специалистами военно-морского дела, но и выдающимися учеными исследователями. Работы их свидетельствовавшие о новых завоеваниях европейской науки на чала XIX в., имели успех во всем мире и переведены на все иностранные языки.
Наряду со всей служебной работой они были активными деятелями многочисленных отечественных и иностранных научных организаций. Крузенштерн был почетным членом Академии наук, Дерптского университета, Лондонского, Геттингенского, Парижского научных институтов и многих ученых обществ. Литке — член-корреспондент, а впоследствии президент Академии наук — был почетным членом Морской академии, Морского ученого комитета, Дерптского и Харьковского университетов, Парижской академии наук, Лондонского и Антверпенского географических обществ. По инициативе Литке было создано известное и ныне существующее Русское географическое общество, сыгравшее в XIX–XX вв. громадную роль во всестороннем научном познании России. Он же основал лучшую в свое время в Европе Павловскую магнитную и метеорологическую обсерваторию и много содействовал развитию Главной физической и Пулковской обсерваторий. Также и Головнин был почетным членом Харьковского университета и других научных обществ и организаций.
Литературное наследие мореплавателей велико и разнообразно. Помимо подробных описаний своих кругосветных путешествий, все они оставили много специальных трудов, имевших большое значение в деле квалификации военно-морских кадров. Занимались они и переводами иностранной специальной литературы и содействовали этим путем распространению новейших знаний среди русских моряков. Головнин, еще 30 лет отроду, дал работу о военно-морских сигналах, которой русский флот пользовался в течение четверти века. Им же написаны книги о тактике военного флота и о правилах описи морских побережий. Перу Литке принадлежат «Опыты над постоянным маятником, произведенные в путешествии вокруг света на военном шлюпе «Сенявин», книги «О приливах и отливах в Северном арктическом океане», «Жизнь моряка» и др. Лисянский, помимо «Путешествия», написал тоже работу о морской тактике и т. д.
Не следует думать, что жизненный путь мореплавателей был сплошь усеян розами и славою. Им пришлось вести постоянную упорную борьбу с невежеством и рутиною бездарного высшего начальства. Открытия их встречались с недоверием, ценность научно-исследовательских работ опорачивалась, значение всей их деятельности систематически недооценивалось. Правящие круги относились к ним с большой подозрительностью, в лучшем случае только терпели их. В своей собственной военно-морской среде они встречали сильнейшую оппозицию. «Излишне» гуманное отношение к команде вызывало всеобщее осуждение: косное офицерство считало это подрывом традиционной палочной дисциплины во флоте.