(По А. Н. Афанасьеву)
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
Варяжский путь
Быстро бежит ладья русичей по вольным волнам днепровским.
— Эх-ма, сколь уж далеко отплыли от Великого Новгорода родимого, — вздыхает отрок Янь, сидящий на корме. — И от разбойников многажды отбивались, и на порогах страху натерпелись. Особенно зловещ Ненасытецкий — того и гляди о скалу расшибет. Недаром на нем кости белеют людские — много, ох, много людишек расшиблись насмерть. Вот он каков, путь из варяг в греки.
— Не зря сказано предками: «Варяжский путь — о покое забудь», — молвил как бы про себя чернобородый удалец Семиус, управляясь с парусом.
— Ну, теперь все страхи позади, — оживился Янь. — Глядишь и в Царьграде вскоре окажемся. А правда ли, будто там стены крепостные — вышиною до небес, и одолеть Царьград никому не под силу?
Кормщик Малюта взглянул на отрока с хитрецою:
— Волков бояться — в лес не ходить. Эх, молодо-зелено! Кому-то и не под силу, а вот князь Олег Вещий многажды Царьград боем брал, и щит свой прибил на вратах оного града.
— Когда боем, а когда и хитростью, — подсказал удалец Семиус. — Однажды приплыл Олег к Царьграду с двумя тысячами ладей — а греки цепями пролив перекрыли. Тогда повелел князь поставить ладьи на колеса да поднять паруса — и посуху подступили к стенам. Греки тут же сдались на милость победителей.
— Ура! Скоро будем в Царьграде! Завалим все наши базары тамошним добром! — торжествовал отрок Янь, но Семиус его осадил:
— Не хвались перьями, жар-птицу не изловивши. Слыхал присловицу: «Кто в море не бывал, тот горя не видал». Как-то нас встретит царь морской, хозяин Понта Эвксинского, а по-нашему, Черного моря? Надо ему жертву принести.
— Да и Днепру, коего греки Борисфеном нарекли, — тоже петушка пожертвуем. Исполать ему, Славутичу сребробородому, не загубил на порогах. — Малюта переложил руль влево. — Видишь, Янь, остров Хортица показался? Там у священного дуба и вознесем хвалу нашим богам. Говорят, на ветвях сего древа обитает вещая птицедева. Но видеть ее и слышать дано небесами лишь тому, кому суждена долгая жизнь.
…Вокруг священного дуба Малюта, Янь и Синеус воткнули в землю стрелы — от нечистой силы. Кормщик поднял к солнцу черного петуха и провозвестил:
— Тебя восславляем, верховный владыка Понта Эвксинского, а по-нашему — Черного моря!
— Тебя восславляем, Днепр Славутич, батюшко! — подхватил удалец Синеус. И сияли вокруг вольные волны днепровские. И сидела на ветвях священного дуба вещая птицедева, пела божественную песнь.
Но видел и слышал ее только отрок Янь.
Жертвоприношение в глубокой древности было главным религиозным обрядом.
До сих пор, оставляя на могилках в родительский день остатки нашей трапезы, мы следуем древнему обычаю — чествуем предков бескровной жертвой. Колядки на Рождество, Новый год и в Крещение — тоже воспоминания о прежних языческих жертвоприношениях.
ЖИВАЯ И МЕРТВАЯ ВОДА
Спасительная влага
Жил на свете царь, и было у него три сына. Да вот беда: стал он к старости слепнуть. И послал сыновей за целебной живой водою. Разъехались они в разные стороны.
Долго ли, коротко — оказался младший сын, Иван-царевич, у двух гор высоких, стоят те горы вместе, вплотную одна к другой прилегли; только раз в сутки они ненадолго расходятся, но вскоре опять сходятся. А промеж тех гор бьет из земли вода живая и мертвая.
Ждал-пождал царевич у гор толкучих, когда они расходиться станут. Вот зашумела буря, ударил гром — и раздвинулись горы. Царевич стрелой меж них пролетел, почерпнул две скляницы воды — и вмиг назад повернул. Сам-то богатырь успел проскочить, а у коня задние ноги помяло, на мелкие части раздробило. Взбрызнул он своего добра коня мертвой и живой водой — и встал тот ни в чем невредим.