Антиеврейские кампании вызвали в целом негативную реакцию советских людей и волну возмущений на Западе, что побудило еще Сталина видоизменить прежний курс с переключением акцентов на критику лидеров националистических движений далекого прошлого и возвеличением исторической миссии русских на окраинах страны. Свидетельством тому была директивная статья в печатном органе Института истории Академии наук, посвященная восхвалению речи вождя на XIX сьезде КПСС, ставшей его лебединой песнью. Грозно указующий тон передовицы указывал на принадлежность составителей к работникам отделов науки и пропаганды высшего партаппарата, несомненно, утвержденной секретариатом ЦК КПСС. К бумаге приложили руки и представители ведомства обер-палача Берии, о чем свидетельствовали ссылки на съездовские выступления казахской) делегата Ж. Ша-яхметова и особенно близкого друга и соратника мииистра госбезопасности, делегата от Азербайджана М. Багирова, который принялся вразумлять видных членов редколлегии «Вопросов истории». Журнал, дескать, не помог кадрам его республики в «борьбе с проявлениями буржуазного национализма в области истории, если не сказать обратное».
Прежде всего статья подводила якобы неутешительные итоги недавнего разноса на президиуме Академии наук но заказу свыше всего Института истории и его печатного органа в свете критики партийной прессы. Вот, мол, и делегаты съезда осудили неправильную, на их взгляд, трактовку главных особенностей и условий давнишнего присоединения к России народов Кавказа и Средней Азии в XIX в., ибо там не поставлена «во весь рост» проблема прогрессивности важных событий.
Отсюда вытекал и обобщающий вывод передовицы, что Институт истории не занимается в должной ме]>е «марксистским изучением» данной тематики. И только мельком упоминались «некоторые успехи» ученых, а ведь многие из них удостоились звания лауреатов Сталинской премии. Как известно, пресловутое «изучение» заключалось тогда в умелой перестраховке с расстановкой по тексту цитат классиков научного коммунизма и подтягивании к ним зачастую несущественных выводов. Подчас довольно пухлые, но малоинформативные издания вызывали интерес разве что у специалистов, привыкших к эзопову языку коллег. И потому они при ознакомлении с подобными сочинениями мысленно отбрасывали в сторону идеологические вкрапления, извлекая крупицы полезного из этого. Использовались и приемы «критики наоборот», когда явно абсурдные суждения объявлялись последним словом науки ради самозащиты от наскоков невежественных оппонентов.
В рассматриваемой передовице журнала находят частичное отражение и наши соображения по поводу расслоения советской интеллигенции на определенные течения, о чем свидетельствуют ссылки на съездовский доклад преемника вождя, члена политбюро ЦК КПСС Г.М. Маленкова, признавшего наличие у нас остатков буржуазной идеологии, которые не отмирают сами собой, очень живучи, Moiyr расти и против них надо вести решительную борьбу. «Мы не застрахованы также от проникновения к нам чуждых взглядов, идей и настроений извне, со стороны капиталистических государств, и изнутри, со стороны недобитых партией остатков враждебных советской власти групп. Историческая наука должна способствовать очищению сознания людей от пережитков капитализма, от предрассудков и вредных традиций старого общества». И далее отмечалось: «В ряде отраслей науки еще полностью не ликвидирована монополия отдельных групп ученых, оттирающих растущие свежие силы, ограждающих себя от критики и пытающихся решать научные вопросы административным путем. Ни одна отрасль науки не может успешно развиваться в затхлой атмосфере взаимного восхваления и замалчивания ошибок, попытки утвердить монополию отдельных групп ученых, неизбежно порождают застой и загнивание в науке»345. Правильное по сути заявление, однако, редко претворялось в реальность, служа подобием некоего демократического прикрытия господствующих порядков.
345
За дальнейший подъем исторической науки в СССР.// Вопросы истории. 1952. № 9. С. 15—16.