1780 г. в ординарные профессора но кафедре философии Московского университета, да еще читает курс эстетической критики там же, будучи ранее лишь кандидатом права Йенского университета. Этим он явно был обязан протежированию местных масонских кругов да невежеству малограмотных слушателей. Согласно его словам, в одной лекции «разум научает нас, но не может раскрыть истину», а лишь некое «откровение». Просвещение им сводилось главным образом к изучению «божественных наук», алхимии, каббалы и магии, ибо «человек в настоящее время гнилой и вонючий сосуд, наполненный всякой мерзостью», просветить его якобы могут лишь розенкрейцеры40.
Один из учеников Шварца простодушно вспоминал: «Сила, с которой он говорил, смелость (скажу далее, безрассудная дерзость), с которой он, невзирая ни на что, бичевал политические и церковные злоупотребления, были удивительны. И не раз боялся я, что ему начнет мстить духовенство, и в особешюсти монашествующие, которых он при всяком удобном случае выставлял самым бесжалостным образом». Опасения, конечно, были напрасны, ведь почти везде в Первопрестольной верховодили масоны, кои также попали под влияние немца. «После возвращения Шварца из-за границы, — пишет анонимный его современник, — изменился дух московского масонства. До тех пор толковали только о распространении религиозного чувства. Теперь же братьям стали назначать разные послушания: умерщвление плсУги, посты, молитвы и тому подобное. Клятвы, суеверия, чудеса вошли в ежедневный обычай. Те немногие, которые оставались еще не совращенными, были удалены, и их презирали. Самые нелепые сказки стали распространяться. Шварц властвовал грубо над целой массой высокоуважаемых братьев; лишь один Новиков, кажется, имел еще собственные убеждения». Дело, понятно, не сводится к одним чудачествам, но касается сфер политики, недостаточно ясных и по сей день.
Когда весной 1784 г. Шварц испустил дух, лидеры берлинских розенкрейцеров распорядились учредить в Москве т.н. Директорию теоретического градуса, в состав которого вошли Татищев, II. Трубецкой и Новиков, прислав куратором человека неприметного, капитана Генриха-Якоба Шредера из Мекленбурга. Для такого амплуа он явно не подходил уже в силу невежества и заносчивости, руководители московских масонов слепо подчиняться ему не собирались. Введенные им порядки всеобщего доносительства и контроля старших адептов над младшими, требования подробно описывать в докладах обстановку в ложах не только претили местным вельможам, но постепенно отталкивали от безудержной мистики иноземных розенкрейцеров. Шредер не замедлил перессориться с подопечными и через три года был отозван на родину.
В события решила вмешаться императрица, воспользовавшись появлением в России известного мага, итальянца Калиостро, известного, в частности, спиритическими сеансами, а также изобретением пресловутого египетского масонсл'ва с бесчисленными степенями посвящения. Сперва она пошла по легкому пути осмеяния масонских обрядов в трех пьесах, увидевших свет рампы придворного Эрмитажного театра, несмотря на отсутствие художественных достоинств. После ознакомления с доступной ей иностранной литературой государыня продолжала иронизировать над теми же обрядами в переписке с зарубежными корреспондентами. В письме немецкому публицисту барону Ф. Гримму 9 июля
1781 г. делался упор на шарлатанство Калиостро, заявлявшего, будто он колдун, способный вызывать духов и повелевать ими. Он нашел благоприятную почву во «многих масонских ложах», где обязательно желали узреть духов согласно учению шведского мистика Сведенборга. В другом послании ему же говорилось: «Франкмасонство — одно из величайших сумасбродств, когда-либо бывших в ходу среди человеческого рода. Я имела терпение прочесть все их печатные и рукописные скучные нелепости, которыми они занимаются, и с отвращением увидела, что сколько ни смейся над людьми, они не становятся от того ни умнее, ни просвещеннее, ни осторожнее. Все это — сущий вздор, и возможно ли, чтоб после всестороннего осмеяния разумное существо, наконец, не разуверилось бы»41. Столь примитивные толкования общественного комплекса свидетельствовали о его недопонимании государыней, несмотря на мудрость. Она привыкла заниматься чисто прозаическими делами, отклоняя умственные искания людей, включая ее приближенных.
Масоны в долгу, понятно, пе остались, публично выступив с изложением своей доктрины и попутным осуждением Французской революции и иллюминатов. Сенатор И.В. Лопухин, известный их теоретик, издал «Нравоучительный катехизис истинных франкмасонов» в виде своих ответов на вопросы профанов. Им обосновывался тезис об идентичности орденских целей с долгом «истинного христианина» любить «Бога паче всего, и ближнего как самого себя, или еще более по примеру св. Павла», используя молилъы, упражнения воли в духе евангельских заповедей при умерщвлении чувств лишением того, что их наслаждает. «Он дол-ясен царя чтить и во всяком страхе повиноваться ему, не токмо доброму и кроткому, но и строптивому». Вскоре Лопухин выпустил еще две книги против «пагубных плодов» свободы, доказывал в них естественность неравенства и священность власти государей. Для него абсолютизм являлся наиболее совершенной формой правления, причем носителям революционных замыслов он угрожал «заточением на всю жизнь»1. Словом, дело свелось к заверениям в верноподданничестве властям на базе решений Виль-гельмсбаденского конгресса и приверженности православию.
Однако Екатерина II не была склонна доверять подобным намерениям, подразумевая наличие скрытых побуждений, и потому сочла опасной доя себя масонскую деятельность вообще, заостряя опалу против мартинистов и лично Новикова. Сперва она запретила печатать «ругательную историю» иезуитского ордена, которому покровительствовала, затем приказала главнокомандующему в Москве графу Брюсу составить роспись книгам издательства просветителя, а митрополиту Платону предложила «испытать» его в законе Божием и ознакомиться с подобными сочинениями. Церковник высоко отозвался о христианских качествах подозреваемого, одобрил почти все книги, исключая ряд мистических, ему непонятных, но с гневом порицал «гнусные и юродивые», порожденные энциклопедистами. На самом деле «крамольные» вещи печатались главным образом в тайной типографии Лопухина, притом только для посвященных, тиражом до 300 экз. Отличались они мистическим содержанием42.
Что же касается собственно издательской работы Новикова, то она осуществлялась через основанную масонами Типографическую компанию с капиталом в 57 500 рублей. Поскольку выпускаемые книги должны были согласовываться, по его убеждению, с постулатами христианской морали, то многие носили богослов-ско-нравственный характер, за ними шли учебники азбуки, грамматики, правописания, арифметики, истории, географии, естествоведения. К ним примыкали исторические обзоры, описания разных стран и народов. Немало книг относилось к областям педагогики, медицины, гигиены, сельского хозяйства, детского чтения. Из иностранных философов вышли лишь отдельные сочинения Вольтера, Монтескьё, Руссо, которые, видимо, и осудил Платон. Совершенно не выпускалось модное и тогда в обывательской среде бульварно-порнографическое чтиво. Собственно масонские произведения, и тем паче мистические, составляли единицы. Заслугой Новикова было то, что он фактически первым обеспечил распространение выпускаемых трудов, кроме Петербурга и Москвы, в таких провинциальных городах, как Тамбов, Нижний Новгород, Полтава, Псков, Чернигов, Киев, Казань, Кострома, Смоленск, Вологда, Архангельск, Тула, Ярославль, Рязань, Симбирск, Тобольск, Иркутск и др43.
Наметились и признаки отдаления Новикова от мартинистов, о чем свидетельствует его последний журнал «Покоющийся трудолюбец» (1784—1785), в котором время от времени высмеивались догматы розенкрейцеров, особенно алхимические «дурачества». Попытки собратьев добиться всеобщего врачевания «распущенным для питья золотом» считались «химерой, приверженцы которой или сумасброды, не заключенные еще в сумасшедшие дома, или обманщики». Просветитель увлекался широкой рабо той на пользу общества в отличие от ограниченной масонской филантропии. Журнал печатал статьи по крестьянскому вопросу, осуждал рабство чернокожих в Америке, осмеивал казнокрадов, модников, вольнодумцев. Конечно, он не скрывал негативного от ношения и к официальной церкви, ратуя за некое истинное хри стианство. Из-за бессилия или нежелания властей оказать эффективную помощь населению в период голода 1787 г. Новиков уговорил богатого дельца, масона Походяшина, пожертвовать крупную сумму для скупки хлеба оптом с последующей бесплатной раздачей его беднякам. Это возбудило подозрения властей и дворянства, полагавших, что целью благотворительности было привлечение на свою сторону низших слоев народа. Распускался слух о фабрикации мартинистами фальшивых ассигнаций44.