Произошло вот что. Проходя через очередную трещину по дюралевой лестнице, Алексей оступился, потерял равновесие и, падая, схватился за верёвочные страховочные перила. Крюк, на котором они были укреплены, не выдержав резкого рывка, выскочил из льда. Москальцов обрушился вниз, пролетев пятнадцать метров (это высота пятиэтажного дома).
Его спасло чудо. От сильного рывка он перевернулся и полетел вниз ногами. Падая, скользил временами по стене трещины. Внизу лед, к счастью, был прикрыт толстым слоем снега. Алексей потерял сознание и только через несколько минут ответил Голодову: «Жив!» С трудом привязался к спущенной верёвке, и напарник поднял его наверх.
«Постепенно до меня начинает доходить весь ужас происшедшего, – вспоминает тот момент Москальцов. – Все кончено! То, к чему так стремился и был уже совсем близко, стало вдруг таким недостижимо далеким. Никогда, никогда в жизни уже не удастся мне взойти на Гору... Судьба выдала единственный шанс и тут же отняла его. Отчаяние и горечь охватили меня, к горлу подкатился ком. Юрка утешает меня, прикладывает снег. Говорит, что в конце концов ведь повезло, могло быть и хуже. Но я этого не могу понять. Разве может быть что-то хуже?»
Пока доктор осматривал Москальцова, он лежал на снегу и... плакал. Не от боли (он почувствовал её позже) и не от счастья, что чудом остался жив (он поймет это потом). Плакал потому, что из-за злосчастной трещины на ледопаде, которую не раз благополучно проходил, его главная вершина отдалилась на недосягаемое расстояние.
Заключение Орловского: «Черепно-мозговая травма, сотрясение мозга, множественные ушибы тела. Нельзя исключать перелом костей черепа. Самостоятельно двигаться противопоказано. Надо транспортировать по ледопаду, сидя на станке, далее на носилках в базовый лагерь». Доктор сообщил по рации своё заключение. Снизу им навстречу вышла большая группа членов экспедиции и шерпов.
12.00. Балыбердин и Мысловский продолжают свой медленный подъём. Володя тщательно («Слишком тщательно», – как он потом скажет) выбирал маршрут, просматривая разные варианты. («Надо было просто идти и идти, так как почти всегда варианты оказывались одинаковыми по сложности, а путь в общем довольно логичен и однозначен»).
У Мысловского кончился первый баллон кислорода. Они не знали, сколько ещё времени подниматься до вершины. Решили на последнем баллоне снова поставить минимальный расход кислорода – один литр в минуту. Скорость движения у Мысловского вновь упала, но он не тормозил Балыбердина, который шёл теперь тоже очень медленно.
Слева виднелся Северный гребень. Мало-помалу, он приближался к восходителям. На юге красовалась панорама Центральных Гималаев с пиками Лхоцзе и Макалу. На севере громоздились вершины, переходящие в коричневое Тибетское нагорье. А над всем этим, на фоне ослепительно белоснежных пиков – темно-синее покрывало неба. Снизу поднимались облака, заполняя долины и укутывая хребты клубящимся туманом.
Начались припорошенные снегом серые наклонные плиты, напоминающие огромных размеров черепицу, а ещё точнее, гигантскую лестницу. Поднимаясь на очередную скальную ступеньку, видели перед собой следующую. А вершины все нет и нет. «Лестница» вывела к очередному серьёзному препятствию – двадцатиметровой стене.
– Как думаешь, далеко ещё? – спросил Балыбердин.
– После стены уже простая дорога, – ответил Мысловский, хорошо теоретически знавший маршрут. – Здесь можно оставить «железо»[26].
Володя выложил на снег кошки, крючья, карабины, молоток, оставив только рацию, кинокамеру и фотоаппарат. Преодолели стену и увидели относительно пологий заснеженный склон.
Снежными взлётами[27] он уходил вверх, кое-где перемежаясь разрушенными серыми скалами. Всё чаще встречались следы пребывания предыдущих экспедиций: они видели то пустой желтый кислородный баллон, то остатки рации, то брошенный кем-то ледовый молоток.
14.15. «Идём и идём вверх. Каждый следующий взлёт принимаем за вершину, а её всё нет и нет... Когда же наконец всё кончится?» – послышался в базовом лагере голос Балыбердина.
Монотонная ходьба выматывала не меньше, чем лазание по скалам. Точнее, техническая работа отвлекала от посторонних мыслей. Теперь на этом простом пути они поняли, насколько устали.
Не возникало желания смотреть вокруг. Никаких эмоций и лишних движений. Несколько шагов – остановка. Ещё несколько – снова отдых.
«Наконец склон начал выполаживаться, – опишет позже в дневнике последние метры пути Балыбердин. – Камни уступили место плавно поднимающемуся чисто снежному гребню с крутыми скатами на север и юг. Верхняя видимая точка не отдалялась, как раньше, по мере подъёма, а стала понемногу опускаться. Ещё чуть-чуть и глаза окажутся на одной с ней горизонтали».