Если случалось русскоустьинцу написать какое-либо прошение, то в конце его, как правило, была приписка: «К сему прошению по личной просьбе мещанина (следовала фамилия) якутский купец (мещанин) такой-то руку приложил». Зачастую вместо подписи прикладывали палец либо налагали именную печать. Владелец печати бережно хранил ее в маленьком мешочке, в поездках брал с собой, клал в нагрудный карман рубахи и привязывал на веревочку. Основой печати служила круглая деревянная ручка, нижний конец которой был залит свинцом. На него наносились начальные буквы фамилии и инициалы владельца. Изготавливал печати единственный в обществе грамотный человек…
Оторванность от культурных центров, постоянная борьба за существование наложили отпечаток на характер и поведение русскоустьинцев. Их, как отмечают многие авторы, отличали осмотрительность, боязнь новизны, ограниченность представлений о внешнем мире.
На предложение одного из участников экспедиции объяснить принцип определения времени по часам староста упорно возражал: «Где нам, темным людям, понять такую премудрость. И не объясняй лучше, все равно ничего не пойму» [Скворцов, 1910, с. 167].
По свидетельству И. А. Худякова на вопрос индигирщику, слышал ли он о покушении на царя, тот ответил: «Если царя убьют, какие мы люди будем?! Прольют царскую кровь — земля загорится» [Худяков, 1969, с. 98].
А вот отрывок из разговора В. Зензинова со своим спутником:
— Ты слышал про войну с японцами?
— Слышали.
— А из-за чего война была?
— Сказывают, они больно на нас насядали.
— А кто победил?
— Мы победили, русские.
— А слышал, что после войны мы им половину Сахалина отдали?
— Ну вот-вот, из-за этого Сахалина, бают, и война началась.
— Как же ты говоришь, что мы победили, а им свою же землю отдали.
— Ну уж не знаю я этого. Ты знаешь, ты свет видел — а мы что?! [Зензинов, 1913, с. 7–8].
Самая северная русская церковь в местечка Станчик. Постройка XVIII века, (Фото Б. В. Дмитриева.)
В то же время, несмотря на сильную отсталость политических и социально-экономических отношений, русскоустьинцы были сдержанны в выражении своих верноподданнических чувств, проявляя иногда даже открытое безразличие к царствующей особе. В феврале 1867 года староста получил два предписания окружного исправника о сборе средств по случаю спасения царя Александра II от выстрела Д. В. Каракозова: «Верхоянскому мещанскому старосте. Во исполнение предписания господина управляющего Якутской областью от 11 октября за № 237 окружное управление при сем препровождая книжку предписывает тебе о подписке для сбора приношений на сооружение храма — сада часовни в память чудесного спасения жизни Государя императора. Предлагаю тебе предложить жителям твоего ведомства пожертвовать денег для означенной цели и деньги вместе с книгою прислать ко мне. Верхоянский окружной исправник».
Второе предписание требовало провести сбор пожертвований на покупку в Петербурге дома дворянину Комиссарову-Костромскому, «спасшему от покушения на жизнь Отца Отечества».
Ответ мещанского старосты гласил: «Во исполнение предписания оного управления от 16 февраля 1867 года за № 30, при оном присланную книгу на записку пожертвований якобы (разрядка моя. — А. Ч.) на покупку в Петербурге дома дворянину Комиссарову, на предложению моему нихто из общественников моих к оной подписке желающим не оказались».
Так своеобразно отреагировали «верноподданные» далекой окраины на апрельские события 1866 года.
Между тем в характере индигирщиков наблюдались доверчивость, дружелюбие и бескорыстная взаимопомощь. Как особенно приятную черту отмечали многие путешественники отсутствие среди них брани и сквернословия. Обычным обращением в речи служили ласкательные имена: золотце, крошечка, нянечка, Мишенька, Дунечка и т. п.
Если путник заходил в дом, даже ночью, хозяева вставали, разжигали очаг и угощали приезжего. А он обязан был за это расплачиваться новостями. Гостям подавались лучшие блюда. Если варили уху, то рыбью голову на отдельной тарелке подавали гостю — проявление уважения. Отказываться от угощения считалось признаком невоспитанности. Такому человеку обычно говорили: «Чего чай не пьешь? Видно, от себя отгораживаешь!»
Особо почитали человека, приехавшего издалека. Заносили его постель и готовили ему ложе в переднем углу, во время «гостевания» он сам и вся его упряжка собак содержались за счет хозяина.