Тут в Москву прилетает директор Каннского кинофестиваля, чтобы, как обычно, найти что-нибудь интересное для своей конкурсной программы. Ему показывают с десяток фильмов, но как только он увидел фильм Невского, он закричал: «Все! Это Гран-при! Я гарантирую! Присылайте режиссера на фестиваль!»
И Витя едет во Францию, в Канн, за своим Гран-при. А нужно сказать, что, даже став режиссером-постановщиком «Ленфильма», Витя не изменил ни свой стиль жизни, ни форму одежды и даже не вставил себе зубы, потерянные в лагере. Каким выглядел бомжем, таким и остался. И в таком же виде он прилетает в Париж. Там его встречают представители нашего посольства и «Совэкспортфильма», везут на вокзал, сажают в поезд и говорят: «Запомните только три слова: Канны, отель «Карлтон». То есть выйдете из поезда, когда объявят «Канн», возьмете такси и скажете: «Отель Карлтон». Там вас ждут. Понятно?»
Витя человек покладистый, говорит «понятно» и уезжает. Но Канн он проспал, проснулся в Ницце. В принципе, это недалеко, можно вернуться на электричке или доехать на такси. Но Витя решил, что он не может просто так пересесть с поезда на электричку, как в каком-нибудь Ставрополе или в Ростове. Все-таки это Ницца, снятая в сотнях классических кинофильмов, которые он, Витя, не успел во ВГИКе посмотреть, поскольку по молодости лет был занят совсем другими делами в кинобудке. Поэтому, выйдя в Ницце, Витя решил пройтись по этому славному городу и посмотреть его живьем и в натуре. Тем более что Канны от него все равно никуда не денутся, главный приз фестиваля ему гарантирован. Ну и по ходу своей ознакомительной прогулки Витя попал в морской порт. Но не в тот порт, где стоят красивые яхты миллионеров и нуворишей всего мира, а в ту его часть, где трудится рабочий класс – французские рыбаки и краболовы, которые, на его, Витин, взгляд, выглядят в доску своими парнями. Поэтому он залез на какую-то шхуну и стал им объяснять на чистом русском языке, что он тоже портовый парень, из Питера, а сейчас он кинорежиссер и приехал на Каннский кинофестиваль. А они ему говорят «уи, мсье» и что-то такое булькают по-французски.
Потом он увидел у них бутылку, взял, налил себе в стакан. Они посмотрели на него с некоторым отчуждением и сказали: «О-о! Рюс?» То есть поняли наконец, что он из России. И под каким-то предлогом выставили его с этой шхуны. Но – вежливо, по-французски, так, что Витя даже не понял степень их негостеприимства, а, наоборот, счел это за приглашение к продолжению знакомства и дружбы.
Поэтому он ничтоже, как принято говорить, сумняшеся тут же отправился в магазин. Тем более что у него были какие-то суточные, 300 франков, которые ему выдали в Париже. А в магазине Витя обнаружил, что во Франции, оказывается, бутылка вина стоит всего 10-15 франков, то есть 2-3 доллара. Дешевого вина, конечно. И вот Витя взял десять бутылок вина и притащил на шхуну, где только что угостился стаканом. А французы, надо сказать, люди особые. Они на чужого лишний сантим не истратят. Зато на шару пить или гулять – это их любимое занятие. И тут они были просто потрясены тем, что в ответ на стакан, который, нужно отметить, Витя сам себе налил, он с чисто русской широтой притащил аж десять бутылок! Они закричали: «О! Рюс! Бон! Силь ву пле!» Взяли его на шхуну и уплыли ловить рыбу в Средиземном море. И занимались этим делом ни много ни мало, а пять дней. И все эти пять дней весь оргкомитет Каннского фестиваля искал русского режиссера Невского, который из Парижа выехал, а на фестиваль почему-то не приехал, хотя здесь его ждала пресс-конференция, здесь он лидер программы и идет на «Золотую пальмовую ветвь». Журналисты атакуют дирекцию фестиваля, кричат: «Где мсье Невски? Этот новый Годар! Это великое будущее кино!» Кинозвезды трясут бюстами, чтобы с ним познакомиться и у него сняться. Продюсеры и сценаристы мечтают дать ему прочесть свои сценарии и синопсисы. Но мсье Невски пропал.
Наконец, когда все эти десять бутылок были выпиты за русско-французскую дружбу, Горбачева и Миттерана и шхуна вернулась в порт, Витя на чистом русском языке сказал своим новым дружкам:
– Старички, теперь я пустой, так что давайте вы дуйте в магазин и тащите газон, надо продолжить!
Что французы, проведя с ним пять суток в море, конечно, отлично поняли и сказали:
– Ну-ка вали с нашей лодки, шваль русская, алкаш несчастный! – и хотели выкинуть его на пирс.
Но Витя сказал: «Ах вы суки!» – и начал бить своих новых друзей, а они стали бить его. Приехала полиция, как положено, с воем сирен скрутили пьяного Витю и потащили, избитого, в кутузку. На первых допросах полицейские вообще не могли понять, что это за человек. Хотя после пятидневного морского курса русско-французской дружбы он уже знал несколько французских слов и говорил, что он русский кинорежиссер и будущий лауреат Каннского фестиваля, но кто мог поверить этому небритому, немытому и пьяному бомжу с выбитыми зубами?
Все-таки в конце концов они позвонили в русское консульство в Марселе. А там сказали:
– Извините, если какой-то беглый русский матрос и алкаш плохо себя ведет, так и вы с ним поступайте соответственно. А кстати, как его фамилия? Как вы сказали? Невский? Виктор Невский?! Мы сейчас! Держите его! Не выпускайте!
Консул сел в машину, двести километров от Марселя до Ниццы пролетел за полтора часа и примчался в этот полицейский участок. Схватил Невского и говорит:
– Мудак! Сволочь! Тебя по всей Франции ищут! Все на рогах стоим! Из Москвы, из «Госкино», из КГБ шифровками мозги проели! Где ты был?
Витя говорит:
– Нужно в порт заехать, этих французских пидоров отметелить, потому что они мои десять бутылок выпили, а мне так и не налили!…
Короче, с диким скандалом его притащили в отель «Карлтон», где за ним уже пять суток стоит номер-люкс с бесплатным коньяком от дирекции фестиваля, где слева по соседству живет Шэрон Стоун, справа Оливер Стоун, а по вестибюлю ходят Мадонна, Линда Евангелиста и Мерил Стрип. То есть это уже последний день фестиваля, закрытие, все звезды в сборе. И в это общество притаскивают какого-то бомжа, но портье не хочет его селить, говорит советскому консулу:
– Пардон, но в таком виде мы этого мсье не можем пустить в наш отель! У нас тут международный фестиваль, а не сходка клошаров.
Консул вне себя, тащит Витю к переводчицам:
– Срочно приведите его в порядок! Фестиваль закрывается!
Витю моют, бреют, одевают и притаскивают на сцену, на закрытие Каннского фестиваля, где ему вручают приз за лучший сценарий и объясняют, что если бы он не был таким мудаком и не провел неделю в кутузках, он бы получил «Золотую пальмовую ветвь». А так – «пардон, мсье Невски, был бы скандал давать главный приз человеку, который так грубо манкировал весь наш фестиваль».
Но Витя на них не обиделся. Он получил приз за лучший сценарий и приз «Золотая камера», то есть грант министерства культуры Франции на следующий фильм. Больше того: французы простили Вите и его семилетнюю отсидку в лагере за изнасилование, и даже дебош в Ницце и дали ему право на жительство в своей замечательной стране. Теперь там живут два великих кинематографиста со статьей за изнасилование – Роман Полански и Виктор Невский. Витя сделал во Франции свою вторую картину, которая, правда, не стала такой знаменитой, как первая, но тоже хорошо прошла, потому что он-то делает правдивое кино про российскую жизнь, а французы кричат: «Какая экзотика!», «Какая фантазия!» и смотрят на нашу жизнь так, как мы смотрим телепрограммы про дикие африканские племена, которые едят червей.
То есть французы Витю страшно полюбили. А он и в Париже остался таким же, как в России, – в помятом пиджаке и с зубами, которые он до сих пор не привел в порядок. Поэтому, когда в парижской префектуре он рассказывал мне свою каннскую эпопею, то соседи, представители слаборазвитых стран, не зная в лицо этого великого кинорежиссера, смотрели на него подозрительно.
Тут нас вызвали к чиновнику префектуры, Вите продлили «карт де сежюр», и мне продлили. Мы с ним поцеловались на прощание, и я говорю: «Как тебя найти?» Он ответил: