История двадцатъ четвертая
Золушка – королева Лазурного берега
– Сейчас я расскажу тебе подлинную, но похожую на сказку историю, где я выступил в роли Пигмалиона, а Галатеей была совершенно очаровательная девушка, которую звали Катя, но в фильме мы ее имя заменим.
Итак, однажды летом, проходя по скверику между гостиницей «Украина» и магазином «Сантехника», я заметил на лавочке девушку, которая только что сделала какие-то покупки и вытаскивала их из пакета. Я заинтересовался: что же она рассматривает с таким интересом, чем любуется? А приглядевшись, обнаружил, что это самые обыкновенные дешевые домашние тапочки. Но она смотрела на них так, как Золушка на подаренные феей хрустальные башмачки, и было понятно, что эти тапочки – исполнение ее мечты. А тапочкам была цена три копейки. Но она их разглядывала, изучала, как они сделаны, стучала ноготком по подошве, пробовала на упор, прикладывала к ноге. И мне это показалось так трогательно, что я подошел поближе и обнаружил, что девушка очень симпатичная, хорошо сложена, а на вид от 15 до 20 лет, то есть не очень определенного возраста. Поскольку она сидела, то и рост был тоже неясен. С этого я и решил начать, поскольку при знакомстве с девушкой главное – либо озадачить ее, либо рассмешить, либо сбить с толку первым вопросом. Я спросил:
– Девушка, а какой у вас рост?
Но на этот раз моя тактика меня подвела, девушка подняла на меня гневные глаза и сказала:
– Как вы смеете?!
– Что смею? Что я плохого спросил? – защищался я. – Это же совершенно нормальный и безобидный вопрос!
Она сказала:
– Если бы у меня был нормальный рост, то и вопрос был бы нормальный.
Я говорю:
– А какой же у вас рост?
– А вот такой! – сказала она и встала.
Как впоследствии выяснилось, рост у нее был 186, а лет ей было 16. И училась она в девятом классе общеобразовательной школы. Короче, мы познакомились, и я стал за ней ухаживать, потому что, во-первых, скоро ей должно было исполниться 17 лет и она становилась взрослым человеком. А что касается ее внешних форм, то взрослой она стала давным-давно, это была уже совершенно сложенная женщина ростом выше меня на целых шесть сантиметров, и, кроме того, тип ее женственности был абсолютно зрелый. Бывают женщины, которые до конца своих дней похожи на девочек, а бывают девочки, которые уже в 14-15 лет выглядят, как зрелые женщины. Вот она и принадлежала ко второму типу. Хотя и была совершенно юной. Оказалось, что уже в 12-13 лет она была в своей школе выше всех девчонок и мальчишек на целую голову, за что имела десятки прозвищ, среди которых «дылда» и «жердь» были еще самые мягкие. То есть она являлась предметом всеобщих насмешек. Поэтому она горбилась и старалась ходить на полусогнутых ногах – лишь бы снизить свой рост. Но это ни к чему хорошему не приводило, только делало ее еще более неуклюжей. И лишь недавно, буквально за последний год, она стала расцветать и к ее высокому росту добавились совершенно замечательные формы, очень пропорциональные и красивые. Естественно, изменилось и ее лицо, что-то в нем округлилось, утончилось, порозовело и вообще изменилось в лучшую сторону настолько, что все мальчишки, которые еще год назад ухлестывали за ее погодками, вдруг забыли о своих пассиях и теперь ходили за Катей стаями, делали ей комплименты, приглашали ее в театр, в кино, в кафе. Да и взрослые мужчины не пропускали ее на улицах без каких-то знаков внимания – иногда приятных и безобидных, а иногда грубых и назойливых.
Дальше я пропускаю некоторые подробности наших с ней личных отношений, потому что стараюсь сосредоточиться на сюжетах, которые можно использовать для нашего фильма. А интимных подробностей стараюсь избегать, у меня такой принцип: что касается нас двоих, касается только нас двоих. Поэтому я опускаю занавес и не рассказываю о том, что было между нами в течение последующих двух лет. К тому же ничего особенного и не было, вскоре после нашего знакомства я уехал во Францию, причем надолго, и наш роман продолжался только по телефону. Я периодически звонил ей из Парижа, она рассказывала мне о своей жизни, и я не помню, чтобы мы говорили друг другу какие-то нежности. Но когда два года спустя я приехал в Москву и мы встретились, то оказалось, что она относится ко мне так же тепло, как и тогда, когда мы познакомились.
Теперь она работала манекенщицей в Доме моделей, ей было восемнадцать лет без нескольких месяцев, и мне захотелось сделать ей ко дню рождения хороший подарок. Ведь она была из очень и даже очень бедной семьи. А поклонников своих, которые есть у каждой красотки из Дома моделей, она не умела использовать так, чтобы шикарно одеваться, ходить по ресторанам и так далее. То есть она все еще была трогательным полуребенком-полуженщиной, и я сказал:
– Твое 18-летие мы должны встретить в Испании, на берегу Средиземного моря, в каком-нибудь замечательном романтическом месте, между Севильей и Гранадой.
Я назвал эту точку планеты потому, что еще в детстве слышал замечательный романс, в котором «от Севильи до Гранады распевают серенады».
Понятно, что она такой перспективе безумно обрадовалась. Тут можно многое рассказать о мытарствах оформления выезда за границу человека из общества равного распределения убожества, но опустим эти детали. Тем более, что Катя была в этих вопросах абсолютно беспомощна, и мне приходилось преодолевать всевозможные сложности, чтобы девушке, которой еще нет 18 лет, оформить выезд. Но самой большой трудностью оказалось не получение заграничного паспорта, а разрешение родителей на загранпоездку. Правда, разрешение мамы она получила легко, там не было проблем, а вот с разрешением отца пришлось помучиться. Дело в том, что, хотя Катя носила фамилию отца, она его никогда в жизни не видела. У него была совершенно другая семья и отдельная жизнь. И вот Катя должна была прийти к этому незнакомому и практически чужому человеку и уговорить его пойти с ней к нотариусу с бумажкой, в которой написано, что он не возражает против ее отъезда за границу. Тут я уже ничем не мог ей помочь, это она должна была сделать сама.
А как она это сделала, я узнал совершенно случайно, когда мы уже ехали по Испании. Это было в машине, когда мы мчались по новой автостраде между Сан-Себастьяном и Мадридом, прорубленной среди гор. Над нами было голубое испанское небо, вокруг нас высились испанские горы с уходящими в небо острыми вершинами, а по испанскому радио вдруг ни с того ни с сего стали передавать русскую церковную музыку. И вот это сочетание автострады, грандиозных гор, тоннелей, сквозь которые мы пролетали, и русской музыки, очевидно, так подействовало на Катю, что она вдруг заплакала. Я спросил: что ты плачешь? И она сказала:
– Я вспомнила, как я брала разрешение отца. Я шла к нему, сжимая в руках эту бумажку, и когда поднималась по лестнице, то просто физически ощущала, что каждая ступенька – это год, который я о нем мечтала.
Я понял, что вся ее жизнь – это была дорога к отцу, которого ей не хватало, которого она всегда любила, но никогда не видела. Она его себе сочинила и подсознательно всегда хотела найти. И наконец появился не только повод прийти к нему, появилась возможность его увидеть, и теперь она шла к нему – вверх по этой лестнице. Конечно, предварительно она ему позвонила, и он знал, кто она такая и зачем придет. То есть не было момента неожиданности, встречи врасплох, и он мог подготовиться к встрече с дочкой, которую тоже не видел столько лет. Тем не менее он встретил ее очень сухо, казенно, по-деловому, спросил чисто формально «как дела?» и «где твоя бумага?». Быстро прошел с ней два квартала до нотариальной конторы, расписался где нужно и сказал Кате: «Пока, я спешу, я занят». Она была потрясена. Она не просила у него алименты, она не рассчитывала на его слезы раскаяния, поцелуи или какие-то подарки, но хотя бы обнять свою дочь, заглянуть ей в глаза, погладить по голове, сказать: «Господи, какая ты большая!»… Нет, ничего этого не было. Только – «привет, пошли, где расписаться? ах, тут! ну, пока, я спешу». То есть отец, о котором она мечтала восемнадцать лет, которого видела в снах и к которому поднималась по этой лестнице всю жизнь, – исчез, убежал, смылся. И видимо, потрясение от этого так глубоко в ней сидело, что даже за пять тысяч километров от Москвы она, вспомнив об этом, не могла сдержать слез…