Дежнев получил также разрешение взять с собою з Якутск на службу своего племянника Ивана Иванова, проживавшего в Устюге. Сибирский приказ выдал им совместную «проезжую грамоту» от Москвы через Устюг до Якутска. Эта грамота свидетельствует, между прочим, об особом доверии правительства к Дежневу, именно: ему было поручено доставить в Якутск из Москвы очередную «государеву денежную казну» на жалованье служилым людям.
В начале 1665 г., пользуясь последним зимним путем. Дежнев покинул Москву. Сибирский приказ распорядился о даче ему «подвод с саньми и с проводники, а летом водою лодку и кормщика и гребцов против подвод, по указу».
О времени возвращения Дежнева в Якутск и о службе его здесь в качестве якутского «казачьего атамана» сведений не имеется. Известно лишь о второй его поездке в Москву в 1670—71 гг. с «соболиною казной», что свидетельствует о том доверии, каким продолжал пользоваться Дежнев со стороны правительства. 29 декабря 1671 г.
оценщики Сибирского приказа, «гость Оста фи и Филатьев с товарищи», составили «приемную роспись» пушнине, привезенной Дежневым. После этой даты никаких известий как о пребывании Дежнева в Москве, так и о его возвращении в Сибирь и дальнейшей службе там в опубликованных пока архивных материалах не имеется.
Самоотверженная деятельность Дежнева в общем была вознаграждена по заслугам. Но основное значение его замечательного плавания — открытие пролива между двумя материками — прошло тогда незамеченным. Объясняется это, с одной стороны, общим уровнем географических познаний того времени, с другой — тем обстоятельством, что главное внимание как сибирской, так и центральной администрации было обращено не на плавание Дежнева, а на его конечные результаты, т. е. на открытие им новой землицы и «моржевон корги» — источника, богатой «прибыли» для казны. Раз эта цель была достигнута, путь, пройденный Дежневым (тоже не подозревавшим о своем великом открытии), никого не интересовал, тем паче, что вслед за этим на Анадырь была проложена более короткая и -удобная речная дорога. Она шла вверх по р. Анюю, притоку Колымы, до горного хребта, перейдя который, спускалась на Анадырь. Сам Дежнев, как человек практический, не решился предложить кому-либо повторить свое опасное плавание, на которое он, очевидно, смотрел лишь как на счастливую случайность. В результате всего этого в XVIII в. Берингу пришлось во второй раз открывать пролив. Значение плавания Дежнева стало понятно лишь в XVIII в. после открытий, сделанных Миллером в якутских архивах. Спорить о том, что Дежнев действительно открыл пролив, ныне именуемый Беринговым, не приходится; разногласия могут касаться лишь места высадки Дежнева после кораблекрушения, но это является уже только несущественной подробностью.
По поводу сомнений относительно подвига, совершенного якутским казаком, Зеленин почти полвека тому назад
справедливо писал следующее: «Если, несмотря на эти до* статочно точные указания на начальный и конечный пункты знаменитого плавания, многие авторы все-таки не решались признать факта прохождения Дежневым пролива, то это произошло, главным образом, потому, что такой подвиг кажется невероятным по своему величию, и поэтому скептики, воспользовавшись общею неясностью и неопределенностью . рассказа Дежнева, пытались как-нибудь иначе объяснить его, без допущения прохода пролива. Действительно, позднейшие полярные экспедиции в этих водах.... а также и в других частях Северного Ледовитого океана... с достаточностью показали, какие непреодолимые трудности доставляют мореплавателям льды полярных морей. Если теперь (т. е. в 1898 г. — В. С.), при всех успехах техники кораблестроения, очень часто оказывается невозможным двигаться среди плавающих ледяных гор и полей, то что же сказать про жалкие суденышки — кочи, бывшие в распоряжении Дежнева и его спутников? Положительно, приходится удивляться безграничной отваге и выносливости доморощенных русских моряков, впервые прокладывавших свой путь среди льдов океана, омывающего северные берега Сибири» \
Указав затем на крайне суровые климатические условия тех мест, на трудности в отношении добывания продовольствия, на опасность нападения со стороны местного населения, автор продолжает: «Дежнев не представляет собою какую-либо исключительность: все его товарищи по плаванью, а также и множество других казаков, позднее пришедших на Анадырь, испытывали то же самое... Подобных ему удальцов известно очень много, а еще больше, вероятно, осталось неизвестными, о которых не сохранилось никаких следов ни в народной памяти, ни в архивах2.
К этому необходимо добавить, что отчеты в печати о 14 15 плаваниях в XVI—XVII вв. английских и голландских моряков, до сих пор официально считающихся первыми исследователями полярных морей, стали появляться еще в XVI в.; о плаваниях же старорусских мореходов краткие и не получившие широкого распространения сообщения появляются только в XVIII столетии, когда и стал известен подвиг Дежнева. А как велик был этот подвиг, явствует хотя бы из того, что только почти 21/2 века спустя шведский мореплаватель Нордеишельд на специально сооруженном и оснащенном по последнему слову инженерно-морской техники судне «Вега» с большими остановками обогнул по следам Дежнева и его спутников Чукотский полуостров. Плавание Нордеишельда, имевшее место в 1878/79 г., было лишь экспедицией, часть средств на которую шведский мореплаватель получил от русского золотопромышленника А. М. Сибнрякоза. Подлинное же освоение великого северо-восточного пути и планомерное изучение Арктики, проводимое нашими героическими моряка-ми-полярникамн и летчиками, относятся уже к советскому времени.
В 1898 г., в 250-летнюю годовщину плавания Дежнева, самый крайний северо-восточный мыс азиатского материка получил официальное название «Мыс Дежнева».
Кь четырех главнызцрек Северной Азии — Обь, Енисей, Лена, Амур — первые три впадают в Ледовитый океан, четвертая—в еоды Великого океана. Такое направление этих рек обусловило и направление продвижения русских по Сибири с первого же момента их проникновения в Зауралье. Открытие и освоение «новых землиц» Сибири в основном происходило, как упоминалось выше, по водным путям, в соответствии с чем долгое время экспедиции предпринимались, главным образом, в северном направлении. Так дело обстояло до конца тридцатых годов XVII в., когда из Якутска началось объясачение земель по верхнему течению Лены, где русские встретили сопротивление воинственных «братских людей» (буряты)—сопротивление, длившееся не один год. Несмотря на это, якутский пятидесятник Курбат Иванов с верховьев Лены все-таки проник на берега озера Байкала — «Святого моря» бурятского парода. Вслед за этим енисейский атаман Василин Колесников обошел в 1646 г. северо-западный берег Байкала и построил острожек на Верхней Ангаре, а в следующем году боярский сын Иван Похабов перебрался по льду на южный берег «Святого моря». В 1648 г. неутомимый исследователь и завоеватель, служилый человек Иван Галкин, обогнул
Байкал с севера и построил острожек на устьях Баргузина* впадающего в Байкал.
К востоку от Байкала, в недалеком от него расстоянии* берут свое начало притоки Амура, благодаря чему до русских вскоре стали доходить с разных сторон слухи об этой великой реке и ее богатствах. Еще в 1638 г. казак Максим Перфирьев, посланный иа р. Витим, правый приток Лены, узнал там от тунгусов про р. Силькар, на берегах которой жили дауры, как называли русские дахурскин народ. По словам тунгусов, дауры имели «бой (оружие) лучнын и огненный»; в обмен на соболиные меха они давали тунгусам скот, хлеб, серебро, а полученную пушнину обменивали с какими-то другими людьми иа шелковые материн. Эти известия подтвердил Дмитрий Крпылов, предпринявший путешествие в 1639 г. по Алдану, притоку Лены. Отделив от своего отряда 31 человека, Копылов отправил их под командой Ивана Москвитина дальше на северо-восток. Москвитин, поднявшись вверх по р. Мае, перешел через горы и по р. Улье достиг Охотского моря, названного им Тунгусским по обитавшим там тунгусам. Собирая у них сведения о народах дальше лежащих стран, Москвитин узнал об Амурском крае, пограничном с богатым Китайским царством. От этого же времени сохранился рассказ промышленника Сеньки Аверкиева, охотившегося в устьях р. Аргуни, притока Шилки, впадающей в Амур. Захваченный в плен даурами, Аверкиев был приведен к местным князькам Лавкаю и Шнлгинсю. Учинив Аверкиеву подробный допрос, князьки отпустили его без вреда, отобрав, впрочем, имевшийся у него товар (бисер и железные стрелы), взамен которого дали ему соболиные меха.