Проникновение в Поморье и первоначальное его освоение Новгород осуществлял при помощи так называемых ушкуйников. Резкое имущественное неравенство между новгородскими гражданами, тяжкая экономическая зависимость трудового населения от бояр и купцов заставляли бедняков ис-
кать выхода из такого положения. Люди, спасавшиеся от неоплатных долгов и кабалы, холопы, бежавшие от хозяйской неволи, собирались ватагами «повольников», снаряжали легкие ладьи-ушкуи, на которых смело пускались на промыслы по далеким северным рекам, знакомясь с новыми областями II покоряя их. Ничто не могло удержать предприимчивости ушкуйников: ни опасности неведомого пути, ни климатические условия суровых приполярных стран. Стремление к вольной жизни, надежда на добычу побуждали ушкуйников, искавших приложения своим незаурядным силам и выхода буйной энергии, предпринимать далекие пдаванИя. В случае надобности они переходили с одной -реки на другую, волоча за собою свои ушкуи, откуда и произошло,слово «волок»; если волок был очень труден, они броса'ли лодки н> при обилии вокруг лесного материала, быстро строили другие.
Отважные ушкуйники с великими усилиями проложили через первобытные дебри несколько водных путей на Северную Двину и Белое морс.
Один путь р. Свнрью шел на Онежское озеро, с восточного берега которого двигались на восток и северо-восток,
. глазным образом, речками и озерами, так как «тележных дорог» там не было. Выходя этим путем на р. Онегу, спускались по ней к морю или с верховьев р. Емцы добирались до Северной Двины. Другой путь на восток от нижнего течения р. Вытегры к о. Лаче выходил к г. Каргополю, откуда открывались торные дороги на Северную Двину и к морю. От северных берегов Онежского озера через Маткозеро шли пути на реки Выг, Суму и Нюхчу прямо к берегам Онежского залива. Наконец, от старинного Новгородского городка Корелы (Кексгольм) был путь в северо-западный угол Олонецкой области, а оттуда на Корельский берег Белого моря. Такими путями достигали новгородцы тех заветных мест, где в изобилии имелась тогда желанная добыча в виде рыбы, морского зверя, соли и пушнины. •
Вследствие отдаленности Новгорода от богатых промысловых мест на севере и трудности путей туда бедному иов-
городцу-переселенцу было не под силу в одиночку итти в Поморье. На далекое Беломорское побережье с успехом могли проникать только хорошо организованные партии переселенцев, ставившие своей целью завести новый промысел или основать новое становище,для морского лова. Подобные партии снаряжали главным образом бояре, желавшие завести или увеличить свои промысловые заимки на севере. Собрав у себя своих холопов (дворовых людей), боярин снабжал их всем необходимым для опасного похода, после чего они отправлялись на северо-восток одним из путей, описанных выше. Все подходящие места на морском берегу или реке, не занятые ранее, занимались дворовыми людьми на имя своего хозяина и, становясь боярскою «вотчиною», вместе с тем являлись опорными пунктами для дальнейшего освоения края. От них во все стороны тянулись соляные варницы, рыболовческие поселки, ловчие станы, а там, где было возможно занятие земледелием, и «орамые земли», т. е. деревни с пахотной землей. Под защитою сильного и богатого хозяина,- Омимо его холопов, усаживались на удобных для хозяйственной деятельности местах и мелкие вольные люди. Позднее число переселенцев пополнилось монастырскими иноками: они уходили из своих монастырей на север, в глушь, или по своему личному желанию или же по приглашению владельцев вотчин, завещавших и даривших монастырям «на помин души» свои села, земли и промыслы.
Московские князья со времени Ивана Калиты, помимо договоров с самим Новгородом, приобретали в. Поморье «места» (владения) путем покупки их у ростовских и ярославских князей, которые иногда уступали Москве свои заимки и становища по завещаниям. С тревогой смотрел Новгород на подобные приобретения и часто с оружием н руках выступал на защиту своих интересов. Так, например, случилось в конце XIV в., когда Двинская земля, пользовавшаяся в отношении Новгорода некоторой автономией, стала тянуть в силу своих экономических интересов к Москве с целью отложиться от Новгорода. В свя-
9
зн с этим между Москвой и Новгородом началась война (1397),-причем победа осталась на стороне последнего. Тогда Новгород был еще достаточно силен, и Москве пришлось временно отказаться от своих видов на Двинскую-землю.
Но это обстоятельство в конечном счете ничего не изменило. Победа Москвы — «собирательницы» разрозненных русских земель в единое государство все равно была предрешена общим ходом исторических событий. Во второй половине XV в., в период образования при Иване III Русского национального государства, Москва покончила с самостоятельностью Новгорода и присоединила к своим владениям все его поморские владения.
Таким образом на рубеже XVI в. к владениям Московского государства были присоединены все обширные полярные земли и области от Мурманского побережья на Кольском полуострове до зауральской Югры включительно. Это было очень важное в экономическом отношении приобоете-иие, потому что до открытия и освоения европейцами СЙ*ер-ной Америки наше Поморье и сопредельные с ним области были единственным для всей Европы источником пушнины.
Здесь необходимо заметить, что западноевропейские географы средних веков, описывая крайний север Европы, руководились известиями авторов греко-римской эпохи (Геродот, Плиний, Страбон), которые, в свою очередь, писали на основании легенд, слухов и догадок. В соответствии с этик? в западноевропейских космографиях, иллюстрированных атласах с текстом (например, в Космографий Мюнстера 1544 г.) сообщалось о нашем Поморье, что эта обширная область покрыта вечным полуночным мраком, в которой обитают карлики, щебечущие по-птичьему, люди, с головы до ног покрытые шерстью, существа, полгода проводящие в спячке, и т. п. Такие баснословия, свидетельствующие об уровне познаний ученых географов Западной Европы XV—-XVI вв., передавались за достоверное.
ГЛАВА ВТОРАЯ'
(3 путях сообщения Московского государства вообще-в частности о его водных дорогах в Поморье и северо-западные земли Зауралья, с конца XV в. имеются уже достаточно точные известия благодаря так называемым «дорожникам», представлявшим собою нечто вроде рукописных путеводителей.'
Эти источники свидетельствуют о том, что русские с давних времен плавали по северным рекам и совершали смелые походы по Северному Ледовитому океану. К числу подобных экспедиций относятся два морских путешествия в Данию, совершенные при Иване III. Первое из них относится к 1496 г., время второго падает, повнднмому, на 1501 г. Выбор такого крайне опасного окольного пути в Западную Европу объясняется тем обстоятельством, что Финский залив находился в руках враждебно настроенной Швеции, а на суше путь преграждали ливонские рыцари и польско-литовские паны.
Подробности первого плавания известны по рассказу одного из его участников, толмача (переводчика) Григория Истомы, со слов которого Герберштейн, автор «Записок о Московии» (1549), составил особую главу своего сочинения под названием «Плавание по Ледовитому морю».
В устьях Северной Двины, где тогда не было еще города Архангельска, великокняжеские послы сели на па-•русно-весельные суда, являвшиеся простыми барками, и, борясь с противными ветрами и течениями, направились к мысу Святой Нос, составляющему точку раздела между Белым морем и океаном. Истома описывает очень верно этот мыс как огромную скалу, выдающуюся в море на подобие носа, под которым находится пещера с несколькими водоворотами. Счастливо избегнув гибели в этом страшном месте, послы пошли дальше уже океаном, а навстречу им приближался другой опасный пункт — Семиостровская группа островов, лежащая близ Мурманского побережья. Около этого небольшого архипелага суеверные поморы исстари приносили «умилостивительные жертвы» божеству, обитавшему в мрачной скале-мысе. Так произошло и на этот раз. Когда русские мореходы были задержаны на несколько дней в этих местах противными ветрами, кормчий •судна, на котором шел Истома, сказал ему, что если не умилостивить скалу каким-нибудь приношением, то нелегко будет миновать ее. Истома упрекнул кормчего за его пустое суеверие, тот промолчал, но все-таки сделал по-своему: принес скале жертву в виде овсяной кашицы, смешанной с маслом, и твердо был уверен, что благодаря этому на пятый день неблагоприятные ветры, наконец, стихли.