Выбрать главу

Таким образом, в русском языке нет случаев, когда замена ц на ч’ или наоборот приводит к образованию новой звуковой оболочки, соответствующей новому слову. Если в звуковой оболочке слова ч’ас заменить ч’ на б, то возникнет новая звуковая оболочка, соответствующая новому слову — бас; а если в звуковой оболочке слова ч’ай заменить ч’ на ц, то такой новой звуковой оболочки в русском языке не возникнет: цай — это только искаженная звуковая оболочка ч’ай. Иначе говоря, замена звука ц звуком ч’ и наоборот не приводит в русском языке к нарушению взаимопонимания людей, ибо возможность его в этом случае не уничтожается (ср. фразы: «он плохо пел» и «он плохо сел», где замена п на с ведет к изменению смысла всего предложения), а лишь в той или иной (причем небольшой) мере затрудняется. Это обстоятельство и могло привести к тому, что иноязычное воздействие на русские говоры было облегчено и цоканье в них смогло установиться[21].

Что же касается того, почему ц и ч’ находятся в таком особом положении в системе русских согласных, то это вполне объясняется историей языка: в далеком прошлом ц и ч’ возникли из одного звука к в разных фонетических условиях, т. е. они исконно не могли выступать в тождественных позициях и различать звуковые оболочки разных слов.

Цоканье — это не обязательно произношение ц на месте ц и ч’; может быть и произношение ч’ на месте этих двух звуков, т. е. может быть не только ц’ай, ц’и́стый, отц’а́, коне́ц’[22], но и: ч’ай, ч’и́стый, овч’а, кон’е́ч’, ку́р’ич’а. Поэтому иногда даже отличают собственно цоканье от чоканья. Произношение ч’ на месте ц и ч’ в русских говорах распространено намного у́же, чем произношение ц на месте этих двух звуков. Чоканье известно, например, в части Вологодско-Кировских говоров. Цокающими же говорами являются Олонецкие, Поморские, частично Новгородские и некоторые другие северновеликорусские говоры.

Вместе с тем среди северновеликорусских говоров есть и такие, в которых существуют оба звука — и ц, и ч’, но употребляют их там этимологически неправильно, т. е. там наблюдается беспорядочное смешение этих звуков. В таких говорах могут произносить, с одной стороны, ц’ай, ц’а́сто, а с другой — у́л’ич’а, ку́р’ич’а. Эти говоры в настоящее время уже не могут просто называться цокающими, так как они знают и ц, и ч’. Однако в прошлом они, вероятно, были цокающими. Известно, что если говор, в прошлом цокающий, начинает утрачивать цоканье, то на путях этой утраты и может возникнуть подобное смешение ц и ч’: усваивая, скажем, звук ч’, которого в данном говоре раньше не было, носители диалекта вначале не могут еще усвоить правильного его употребления (что, между прочим, также связано с указанным выше особым положением ц и ч’ в системе русских согласных), в силу чего вначале, на первом этапе этого процесса, развивается беспорядочность употребления звуков ц и ч’. Окончательное усвоение литературных норм различения этих двух звуков является уже вторым этапом в процессе утраты цоканья.

Некоторым северновеликорусским говорам в современном их состоянии цоканье неизвестно; однако только часть из них вообще никогда не знала этого явления, иные утратили его в процессе своего развития, хотя и знали в прошлом[23].

Большинству северновеликорусских говоров свойственно наличие самостоятельной фонемы ф, отсутствие которой наблюдается в иных диалектах. Звук ф в русском языке возник в относительно поздний период истории. Первоначально во всех славянских языках этого звука не было, и поэтому в словах, заимствованных из греческого и из других языков со звуком ф, он передавался через п: ср. гр. Iosif — русск. Осип; гр. faros — русск. парус; гр. Stefanos — русск. Степан. В эпоху XII—XIII вв., когда в русском языке произошло падение (утрата) редуцированных ь и ъ, в силу чего согласные оказались на конце слов, окончательно оформилась категория глухости-звонкости в системе согласных русского языка; в результате оглушения согласных на конце слова установились пары по глухости-звонкости: т — д, п — б, с — з и т. д. Именно тогда-то, в результате оглушения в, звук ф возник на самой русской почве как глухая пара по отношению к в. Однако не во всех русских говорах дело обстояло так, ибо сам звук в в древнерусских диалектах был различного характера: в одних говорах он имел губно-зубное образование, т. е. такое, какое он имеет в современном литературном языке; в других же — губно-губное, т. е. он произносился с помощью двух губ. Губно-зубное в, попадая в положение конца слова и теряя голос, изменялось в ф; а губно-губное такому изменению подвергнуться не могло. Поэтому в первой группе говоров звук ф возник сначала в зависимом положении как результат оглушения в, а потом был перенесен в независимые положения уже как самостоятельный звук. Именно в этих говорах и существует теперь особый звук ф, противопоставленный в.

вернуться

21

См. подробнее Р. И. Аванесов, Очерки диалектологии рязанской мещеры. Описание одного говора по течению р. Пры («Материалы и исследования по русской диалектологии», т. 1, изд. АН СССР, 1949, стр. 226—230).

вернуться

22

В большинстве цокающих говоров произносят ц мягкое (ц’).

вернуться

23

Таковы, например, некоторые Новгородские говоры, в которых сохранились кое-какие остатки цоканья. См. Р. И. Аванесов, Очерки русской диалектологии, Учпедгиз, 1949, стр. 134.