Дашин, ч. I, стр. 71.
41. «Уж ты, гуленька, ты, мой голубочек...»
Уж ты, гуленька, ты, мой голубочек,
Гуля сизенький, ты, мой воркуночек.
Что ты, гуленька, в гости не летаешь:
Или садику моего не знаешь?
Или голосу моего не слышишь?
Тонкий голос мой ветерком разносит.
Как не ласточка по полю летала,
Не касаточка к земле припадала,
Мне про милого реченьку сказала:
Будто мой-то милой сидит во засаде,
Во губернском каменном остроге.
Ни дверей-то в нем нету, ни окошек,
Ни щелей там нету, ни протёсов;
Только есть там одна труба выводная,
Выводная труба, свинцом залитая.
Как из трубоньки дымок повевает,
Мой-то миленький в горе утопает.
Я возьму ли казны сорок тысяч;
Всю казну я ту расточала,
Той казной свово милого дружочка
Из неволюшки выручала.
Чернышев, стр. 131–132.
42. «Добры молодцы все на волюшке живут...»
Добры молодцы все на волюшке живут,
Один Ванюшка в победушке сидит,
В каменной Ваня, в государевой Москве,
В земляной тюрьме, за решетками,
За железными дверями, за висячими замками.
Заутра Ваню к наказаньицу ведут,
К наказаньицу, ко ременному кнуту,
К столбу крашеному, дубовому.
По праву руку отец с матерью идут,
По леву руку молода жена с детьми,
Молода жена с детьми малыми,
Позади его православный весь народ!
Как и стал Ваня говорить жене:
«Ты сними с меня шелковой пояс,
С позолоченными на нем ключиками,
Отопри, жена, окован сундук,
Уж ты вынь оттоль золотой казны,
Ты дари, жена, молодого палача,
Чтобы молодой палач меня легче наказывал!»
Варенцов, стр. 235–236, № 12.
43. «Уж ты, воля, моя воля, воля дорогая...»
Уж ты, воля, моя воля,
Воля дорогая,
Уж ты, воля дорогая,
Девка молодая!
Девчоночка молодая
По саду гуляла,
По саду девка гуляла,
Красоту теряла,
В острожек попала;
Тошно, грустно красной девке
В остроге сидети,
Еще тошнее того нету —
В окошко глядети;
Мимо этого окошка
Лежала дорожка,
Как по этой по дорожке
Много ходу, езду,
Тут и много ходят, ездят
Князья и бояре,
Московские мещане.
Моего дружка Ванюши —
Его здесь нету;
Как и мой дружок
Ванюша
За рекой гуляет,
За быстрой шатает.
Киреевский, 1929, стр. 12, № 1655, Тульская губ.
Антикрепостнические и сатирические песни
44. «Как за барами житье было привольное...»
Как за барами житье было привольное,
Сладко попито, поедено, похожено,
Вволю корушки без хлебушка погложено,
Босиком снегу потоптано,
Спинушку кнутом попобито,
Нагишом за плугом спотыкалися,
Допьяна слезами напивалися,
Во солдатушках послужено,
Во острогах ведь посижено,
Что в Сибири перебывано,
Кандалами ноги потерты,
До мозолей душа ссажена.
А теперь за бар мы богу молимся:
Божья церковь — небо ясное,
Образа ведь — звезды частые,
А попами — волки серые,
Что поют про наши душеньки.
Темный лес — то наши вотчины,
Тракт проезжий — наша пашенка,
Пашню пашем мы в глухую ночь,
Собираем хлеб не сеямши,
Не цепом молотим — слегою
По дворянским по головушкам
Да по спинушкам купеческим:
Свистнет слегушка — кафтан сошьет,
А вдругоряд — сапоги возьмет,
Свистнет втретьи — шапка с поясом,
А еще раз — золота казна.
С золотой казной мы вольные.
Куда глянешь — наша вотчина,
От Козлова до Саратова,
До родимой Волги-матушки,
До широкого раздольица —
Там нам смерти нет, ребятушки.
Н. Бродский, «Крепостное право в народной поэзии» (сборник «Великая реформа», т. IV, 1911, стр. 18–19). Песня известна только в двух записях. Данный вариант был извлечен Н. Бродским из «судного дела» 40-х годов XIX века о побегах крепостных в Саратовской губ. Другой вариант связывает эту песню с пугачевским восстанием (Сидельников и Крупянская, стр. 80–81, № 38–39).