Шейн, стр. 227, № 853, Смоленская губ. Песня эта известна как семейная, но в данном варианте затрагивается тема крепостнических отношений.
49. «Во лесу, лесу дремучем тут поет, поет соловьюшка...»
Во лесу, лесу дремучем
Тут поет, поет соловьюшка,
Тут кукует горька кукушечка,
Да никто ее голоса не слушает, —
Одна слушает сиротинушка,
Сиротинушка, сенна девушка:
«Государыня родная матушка!
Выкупи из неволюшки,
Из неволюшки-дому барского:
Пристоялись резвы ноженьки,
Примахались белы рученьки,
Качаючи дитя барского». —
«Уж ты, милое мое дитятко!
Золотой казны у нас нет с тобой.
Ты терпи горя, не сказывай:
Тебе стерпится, тебе слюбится,
Носи платья, не складывай:
Износя платьице, сложить можно, —
И стерпя горе, сказать можно».
Киреевский, 1929, стр. 265, № 2676.
50. «Охти, горе, тоска-печаль...»
Охти, горе, тоска-печаль,
Тоска-печаль великая!
Я от горя во чисто поле;
И тут горе — сизым голубем!
Охти, горе, тоска-печаль,
Тоска-печаль великая!
Я от горя во — темны леса,
И тут горе соловьем летит!
Охти, горе, тоска-печаль,
Тоска-печаль великая!
Я от горя на сине море,
И тут горе — серой утицей!
Охти, горе, тоска-печаль.
Тоска-печаль великая!
Я от горя — во сыру землю,
Вот тут горе миновалося.
Мордовцева и Костомаров, стр. 91, № 5.
51. «Сама себя Дуня погубила...»
Сама себя Дуня погубила,
Холостого парня полюбила.
Холостой парень был гуляка,
Он гуляка, злодей, забияка,
Он гуляет, на Дуню моргает,
Белую Дуню на двор — вызывает:
«Выйди, выйди, Дуня, за новы вороты,
Зайди, Дуня, на ново крылечко,
Скажу Дуне тайное словечко,
Что ты, Дуня, не хорошо ходишь,
Волосёны чулочки не носишь». —
«Рада б, рада я хорошо ходити,
Волосёные чулочки носити;
У нас барщинка, барщинка лихая,
Командиры злые мироеды,
На барщинку рано выгоняют,
А с барщинки поздно распущают».
«Курский сборник», вып. VII, Курск, 1912, стр. 69–70.
52. «Калинушку с малинушкой водой залило...»
Калинушку с малинушкой водой залило,
На ту пору матушка меня родила,
Не собравшись с разумом, меня замуж отдала.
Я три года у матушки в гостях не была,
На четвертый год вздумала — пошла.
Я скинуся-сброшуся горькой пташечкой —
Полечу я, горькая, в матушкин садок,
Сяду я, горькая, на сладкую яблонь,
Слезами-то горючими весь сад затоплю,
Причетами горькими живот-сердце иссушу.
А матушка ходит по новым сеням,
Невестушек-ластушек побуживает:
«Невестушки, ластушки, встаньте скорей!
Что у нас во садику пташечка поет,
Где она, горькая, причеты берет?»
Больший-то брат скажет: «Давай застрелим!»
Середний брат скажет: «Давай поймаем!»
А меньшой-то брат скажет: «На что вам ее?
Не наша ли горькая с чужой стороны?
Поди же ты, горькая, в наш высок терём,
Про свое горе расскажи, про наше спроси:
Как батюшку с матушкой за Волгу везут,
Большого-то брата в солдаты куют,
А среднего-то брата в лакеи стригут,
А меньшого-то брата — в приказчики».
Шейн, стр. 227, № 852, Тульская губ. Песня эта известна как семейная, но в данном варианте затрагивается тема крепостнических отношений.
53. «Уж ты, мать моя, мамонька...»
Уж ты, мать моя, мамонька,
Государыня, боярыня моя,
Ты за что, мати, спородила меня,
Счастливую, таланливую.
Говорливую, забавливую?
На меня люди зарятся,
Попы запеваются,
Дьякона зачитаются,
Что последняя тварь — пономарь
Из окошечка выглядывает.
Поп кадилою кадит, кадит,
Сам на милую глядит, глядит:
«Уж ты, тонкая, высокая моя,
Расхорошая, веселая моя,
А не ты ли меня высушила,
А не ты ли меня выкрутила,
Порассеяла печаль по очам,
Призаставила шататься по ночам».
Мне ж попа любить не хочется,
По приходу он волочится,
Пирогами побирается
Да блинами объедается.