В промысловой избушке некогда мастера сказок вели свои повествования, чтобы отвлечь внимание лесных духов от охраны зверей. Лесной божок незримо приходит к охотничьему костру, внимательно слушает людские повествования, забывает о своих зверях, — те и попадаются в силки. Так рассуждали некогда охотники.
На мельнице сказки когда-то рассказывались для водяного, чтобы он не сердился, что человек использует для своих нужд воды его реки.
Магическая функция, без сомнения, была присуща и песенному эпосу. Во многих районах старины пелись весной во время великого поста, в период, когда люди, готовясь к пахоте, стремились заручиться поддержкой мира предков. Отдельные сюжеты былин исполнялись в функции коляд и виноградин — магических песен святочного периода. В святки человек также стремился войти в контакт с потусторонним миром, чтобы обеспечить себе урожай в новом году[9]. На промыслах пение былин, вероятно, также предполагало воздействие на лесных духов.
Таковы языческие магические функции сказок и былин. И естественно, что в представлении древнего русича сказитель был связан с миром предков. Возможно, что когда-то сказитель почитался как жрец или волхв; в XIX — начале XX в. он порой считался колдуном. Т. И. Сенькина, исследовательница русской сказки в Карелии, приводит интересные сведения об известном сказочнике 1930-х гг. И. Ф. Мишкине. Односельчане верили, что он знался с "лесным" (лешим)[10]. Колдуном звали сказочника из Воронежской губернии С. И. Растригина. Брат Е. И. Сороковикова-Магая, выдающегося русского сказочника, И. И. Сороковиков, сам сказочник и знаток народной медицины, почитался земляками за колдуна. О самом Магае тоже ходили слухи, что там, где жил Магай, "ночью не проезжали люди: лошади сами распрягались, дуги летели в стороны"[11].
Однако приписывание сказителям колдовских чар — это рудименты сознания Древней Руси. Для деревни XIX века более актуальным было уважение к сказителям как художественно одаренным мастерам, знатокам фольклора, если хотите — "артистам".
Сказки и старины при всех реликтовых отголосках древних магических функций, в них заложенных, — это все-таки произведения развлекательные. Именно так смотрели на них в России XIX века. Их пели и рассказывали в часы досуга, чтобы скоротать время, получить эстетическое наслаждение. Совсем другое место в жизни деревни занимала причеть. Плачи были тесно связаны с обрядовой стороной быта крестьян. Ни одна свадьба, ни одни похороны, ни одни проводы рекрутов не обходились без голошений. Девочки-подростки специально учились причитывать, чтобы не осрамиться перед земляками, когда придет их черед выходить замуж. Даже если невеста шла замуж: по любви и охоте, она все равно по обряду должна была оплакать свою девичью жизнь. Осуждалось, когда невеста не умела голосить. Горе — смерть или рекрутство — также русские женщины выражали в причети. Искусство причитания, пожалуй, было более обыденным, чем знание сказок или былин. Голосить, повторяем, обязана была уметь каждая женщина на Руси. Но, как и в любом деле, здесь также выделялись особые мастера, знаменитые в своей округе. Такие стиховодницы часто приглашались на свадьбы, чтобы вести весь обряд и помогать невесте.
Фигура народного певца как личности исключительной в крестьянской среде отнюдь не сразу попала в поле зрения фольклористов. Долгое время собиратели записывали былины и сказки, не интересуясь ни биографией исполнителя, ни его именем. Так, в классическом собрании песенного эпоса П. В. Киреевского мы почти не обнаружим имен сказителей. Нет их и в нервом научном сказочном сборнике А. Н. Афанасьева. Знаменитое былинное собрание П. Н. Рыбникова в его первом издании (1861-1867 гг.) не дает нам биографий старинщиков. И только в 1873 году в русской науке появилось издание, в котором сказитель был поставлен в центр внимания, — это сборник "Онежские былины" А. Ф. Гильфердинга. Материал здесь был расположен не по сюжетам, как это делалось раньше, а по исполнителям. Собиратель предварил былины каждого сказителя его биографией и характеристикой. В начале XX века точно по такому же принципу издал свои "Северные сказки" Н. Е. Ончуков.
Отечественная фольклористика за более чем полуторасотлетний путь своего развития успела накопить довольно обширные сведения о лучших русских мастерах устной поэзии. Благодаря труду ученых наша культура знает выдающуюся олонецкую вопленницу И. А. Федосову. Собиратели не прошли мимо блестящей династии кижских сказителей Рябининых. Читателю хорошо знакомо имя "пинежской бабушки" М. Д. Кривополеновой. В. Щеголенок, Ф. П. Господарев, Е. И. Сороковиков-Магай, М. М. Коргуев, А. К. Барышникова, А. Н. Королькова — это те люди, кем по праву может гордиться русская культура.
9
Новичкова Т. А. Функциональное своеобразие былин и проблема их историзма // Русская литература. 1983. № 3. С. 129-142.
10
Сенькина Т. И. Проявление архаических элементов в функциях русской сказки Карелии... С. 105-106.