— Что нейдёшь царю сказки сказывать? Небось царевна все глаза проглядела: ждет тебя, жениха, не дождется.
Слушает бедняк те насмешки и сам думает:
«Дай пойду попытаю счастья. Царским зятем мне не быть, а хоть день-другой готовым обедом попользуюсь!»
Пришел во дворец. Царь спрашивает:
— Зачем, мужик, пришел?
— Хочу тебе, царское величество, сказку рассказать. Только вели сперва накормить, напои́ть меня.
Царь его оглядел и усмехнулся про себя:
«Ну и жених! Рубаха рваная, лапти веревкой подвязаны».
Но ничего не сказал.
Мужика накормили, напоили. Царь собрал бояр да советников и приказывает молодцу:
— Сказывай твою сказку!
— Мой покойный родитель, — говорит мужик, — был самый богатый человек в нашем царстве. Выстроил он высокие терема. По крыше трех теремов голуби ходили да с неба звезды поклевывали: вот сколь высоки были те терема! А двор у нас был такой, что за весь день голубь не мог перелететь из конца в конец…
Царь молчит, и бояре молчат, не перебивают. А мужик говорит:
— Дальше сказывать стану завтра, после обеда, поевши пирогов да мягкого хлеба.
И пошел ужинать.
На другой день стал он сказку продолжать:
— И стоял у нас на дворе бык-семилеток. На одном рогу сидел у того быка пастух, а на другом — другой. Пастухи в трубы трубили, на рожках играли, песни пели, а друг друга в лицо не вида́ли и го́лоса не слыха́ли. Вот какой был у нас бык здоровый!
Молчит царь, не перебивает, и бояре молчат. Сказочник поднялся и говорит:
— Завтра доскажу, а сегодня на покой пора.
И пошел ужинать. Тут царь и заговорил:
— Что станем делать, бояре? Эдакой сказки я не слыхал, а отдавать свою дочь за мужика-лапотника не желаю. Придумайте, как сказочника обмануть.
Князья да бояре стали думу думать. Думали, думали и придумали:
— Скажи, царь-государь, что ты эту сказку слыхал, и мы все подтвердим: знаем, мол, слыхали про это. А чтобы крепче все было, вели грамоту заготовить, и под той грамотой мы свои́ подписи поставим.
На том и согласились.
Мужик про тот сговор проведал, а виду не показывает. На другой день как ни в чем не бывало пришел после обеда, сел и стал сказку досказывать:
— Была у моего покойного родителя кобылица, в три дня вокруг земли обегала. Каждые сутки та кобылица трижды жеребилась…
Князья да бояре с царем переглядываются, себе в бороды усмехаются, а сказочник сказывает:
— Золота да серебра у нас были амбары доверху насыпаны. И ты, царь-государь, в ту пору занял у нас сундук золота и по сей день еще не отдал…
Тут царь закричал:
— Знаю! Знаю!
И князья да бояре поддакивают:
— Знаем и грамоту в том подписать согласны.
С мест вскочили, подписи под грамотой поставили. Взял мужик грамоту и говорит:
— А коли слыхали да грамоту в том написали, так плати долг, царское величество!
В ту пору царь догадался:
— Обманул меня мужик-лапотник!
Да делать нечего: что написано пером, того не вырубишь топором. Пришлось насыпать сундук золота.
Мужик денежки взял и стал жить-поживать. И до сих пор живет да посмеивается.
Мудрая жена
Поехал царский сын на охоту. Гонялся за зверем да и не заметил, как заехал в незнакомое место. Коня остановил и не знает, куда тронуться, как выбраться на дорогу. Поехал направо — лес стеной стоит; налево повернул — там тоже лес; нет нигде ни пути, ни дороги.
Так кружил царевич от вечерней зари до утренней. Конь под ним притомился, и сам он из сил выбился, а лесу и конца-краю нет.
Поутру, как стало светать, приметил царевич: тропинка вьется. Обрадовался он, направил коня по следу, и вывела его дорожка из лесу на широкое поле, на чистое раздолье. Царевич окинул взглядом место — деревню увидал. Добрался до деревни и повернул к избе, где дым из трубы столбо́м вали́л.
«Коли печь топится, — думает, — хозяева не спят».
Соскочил с коня, сам на крыльцо поднялся, вошел в сени и только дверь в избу распахнул, как видит — метну́лась де́вица за печь и оттуда говорит:
— Ху́до, ко́ли двор без ушей, а изба без оче́й. Постой поку́да, добрый молодец, у порога.
Царевич думает:
«Что это она говорит, уж в своем ли разуме?»
Потом спрашивает:
— Ты что, одна живешь или родные есть?
— Зачем одна, — девица из-за печи отвечает. — Есть у меня отец с матерью да брат, только сегодня никого дома нет.