Это одна из лучших сказок, обработанных А. Н. Толстым.
А между тем там, в промысловой избёнке, за два года до встречи Коргуева с Толстым, сказочник, занимаясь починкой сети, как-то буднично вёл повествование о коварном старом царе и о лучшем из его охотников Андрее-стрелке и о его прекрасной верной жене. Слушатели, и я в их числе, отбросив карандаш и блокнот, вместе со сказочником следили то за драматическими, то за комическими сценами, зачарованные развитием сложного сюжета, и искренне волновались, переживали с героем трудности его странствований и борьбы с происками злого царя…
И вдруг опять зазвенел звонок, прикреплённый к ярусу. Рассказчика и слушателей будто ветром сдуло.
Все мгновенно оказались на берегу. Бригадир в своей лодчонке с торбалищем в руках уже угребался к центру опоясанного неводом полукружия, а мы изо всех сил подтягивали крылья невода к берету!
— Ходит, ходит, даёт о себе знать! — радостно крикнул молодой рыбак.
— Считать станем, когда матицу подтянем, — оборвал его пожилой помор.
А той порой дружными усилиями рыбаков невод, сужаясь и сужаясь, подтянулся к берегу, на отмель, и уже было видно, как метались, мощно бились в матице. крупные серебристые рыбины.
Поморы кинулись их глушить и вытаскивать на сушу.
— Одна к одной, дядя Матвей! Как на подбор! — весело крикнул молодой парень подъезжавшему бригадиру.
Добычу убрали, невод быстро осмотрели и снова выметали широким полукружием, а ярусы струной натянули и закрепили за чалки в окне избушки.
— Значит, будет что завтра, сдать приёмщику. Ополудни, надо быть, катер прибежит. Вот как мы, гостенёк, промышляем нашу сёмгу — беломорскую валюту, — обратился ко мне старый помор. — Бракованной рыбины не попало на этот раз. Придётся сбегать на карбаске трещочки поудить. Пробовал ли когда уху из свежей трещочки?
— Пробовал, — отвечаю, — и тресковую уху, и уху из ивановской сельди.
— Вот оно что! Стало, не первый раз у поморов гостишь?
— В прошлом и в позапрошлом году приезжал. Бывал в Нюхче, в Сум-посаде, в Сороке и в Кеми.
Вскоре все опять собрались в избушке, и кто-то уже успел спроворить: поставил над очагом артельный чайник.
— Теперь до прибылой воды вряд ли подойдёт, — сказал кто-то из рыбаков.
— Не скажи. Когда ей ход, она прет, ни с чем не считается. Ведь через каменья в порогах перескакивает, обдерётся вся, смотреть страшно! Себя не жалеет, — проговорил Коргуев. — А теперь станем чаи пить, да, ежели гостю не прискучило, стану о похождениях Андрея-стрельца дальше сказывать.
И снова завладел вниманием неторопливый глуховатый голос сказочника. Снова стены тесной промысловой избушки на острове в Белом море раздвинулись, и мы следовали за Андреем-стрелком, который шёл да шёл за волшебным клубочком, пересекал поля широкие, продирался через леса дремучие и преодолевал всякие препятствия, переживал всякие невзгоды, испытывал всевозможные приключения, стремясь во что бы то ни стало достигнуть своей цели — победы над силами зла. Прошло часа два. Чайник давно остыл, однако никто этого не заметил. Но вот все коварные замыслы злого старого царя оказались посрамлёнными выходцем из народа — охотником Андреем и его мудрой красавицей женой. Зло побеждено.
Восторжествовали добро и справедливость — вековечная мечта трудовых людей воплотилась в сказке…
Впоследствии я не месяц и не два, а более полугода записывал сказки Коргуева и в Поморье, и в Петрозаводске, и в Ленинграде, куда приезжал по специальному вызову сказочник. Всего записал более ста сорока произведений. Около восьмидесяти сказок, записанных от него, составивших два объёмных тома, изданы под общим заглавием: «Сказки Карельского Беломорья», а остальные записи погибли, к сожалению, во время войны.
Сказочник Матвей Михайлович Коргуев стал широко известен. Он с неизменным успехом выступал как рассказчик не только в рыболовецких артелях у себя на родине, он много раз бывал в Москве, Ленинграде, Петрозаводске и других городах, и русская народная сказка в его исполнении всегда волновала, захватывала внимание слушателей.
Сказочник был удостоен высокой правительственной награды: был награждён орденом Знак Почёта.