Редкая сказка строится на одном сюжете: как правило, она вбирает в себя мотивы и образы из других сюжетов, которые по логике событий могут быть использованы в данном контексте. М. К. Азадовский объяснял этот прием в сибирской сказке и тем, что сказки нередко распространялись бродягами, поселенцами[3]. которые были заинтересованы в том, чтобы сказка продолжалась как можно дольше, так как все это время они пользовались приютом хозяев — любителей сказки. Отсюда и черты профессионализма сибирских сказочников.
Историческая жизнь сказки зависит от действительности; сибирская действительность расширила функцию сказки: сказка здесь не только была духовной пищей, но и давала пропитание сказочнику. Прекрасное знание сказок рассказчиками, их умение сориентироваться в многообразии сюжетов и отобрать нужный материал, удачные импровизации — все это способствовало созданию сложного по сюжетному составу произведения, которое при частом повторении закреплялось и становилось достоянием сибирской традиции. В книге известной сибирской исследовательницы Е. И. Шастиной «Сказки и сказочники Лены-реки» наглядно показано, как соединял в одно повествование несколько сюжетов сказочник Ф. Е. Томшин — «живое олицетворение той самой, типичной ленской сказительской школы», о которой писал еще в начале века М. К. Азадовский. Е. И. Шастина характеризует Ф. Е. Томшина как мастера «не только сложных сплетений и повторов. Так умело затянуть рассказ никто из его знакомых посказителей не может. Не два, а пять дней рассказывал Филипп Егорович одну и ту же сказку»[4].
Таким образом, специфика бытования русской сказки в Сибири имела большое значение при формировании локального репертуара, способствуя широкому распространению волшебно-фантастических сюжетов. Особые условия жизни сказки на новом месте оказали влияние и на ее форму, вызвав тенденцию к созданию многосюжетных произведений, к соблюдению сказочной обрядности. В Сибири создалась своеобразная сказительская школа, яркие представители которой бережно сохраняли сибирскую сказочную традицию.
Многие факторы оказали влияние на русскую сказочную традицию Сибири. С первых шагов своей жизни на новом месте русский засельщик оказывался в тесной взаимосвязи с различными народами, народностями и племенами, населявшими Сибирь. Эта взаимосвязь отразилась как на материальной культуре, так и на духовной, в том числе на фольклоре.
Своеобразие русского сибирского населения обусловлено прежде всего смешением пришлых русских с аборигенами. Такое смешение было неизбежным, потому что первые засельщики-мужчины, оседая на местах, нередко брали в жены местных женщин. Впоследствии то же наблюдалось у казаков, присланных для охраны и освоения восточных земель. Крещение же местного населения сделало смешанные браки обычным явлением.
При изучении фольклора русского населения Сибири обращают на себя внимание факты не только сосуществования фольклора разных народностей, но и взаимовлияния, взаимообогащения его. Так, в Тункинской долине, например, нередко такое явление, когда русские сказочники рассказывают бурятские сказки по-русски, а русские сказки — по-бурятски. На севере Якутии записаны русские сказки с такими якутскими особенностями в языке и содержании, что начинаешь сомневаться, от русских ли сделана запись. Это можно объяснить историко-этнографическими особенностями русского населения севера Сибири. Типичным же является творческая переработка иноязычного фольклора, приспособление его к русским традициям. Это еще раз подтверждает справедливость высказывания В. Г. Белинского: «Русский человек, выслушав от татарина сказку, пересказывал ее потом совершенно по-русски, так что она выходила запечатленною русскими понятиями, русскими взглядами на вещи и русскими выражениями»[5].
Л. Е. Элиасов в книге «Сказки и предания Магая» приводит слова сказителя байкальского острова Ольхон Г. М. Шелковникова о восприятии Магаем, одним из самых ярких представителей сибирской сказительской школы, произведений бурятского фольклора: «Магай говорил мне не один раз, что многие бурятские сказки и предания, если их хорошо пересказать по-русски, то они будут жить у русских так же, как и их собственные предания и сказки. Я старался следовать совету Магая и попробовал это сделать. Так у меня получилось предание. Как раньше буряты омовение справляли… Знал я многое, потому что среди них вырос и слушал их стариков. Ладно, что язык бурятский знаю, потому и принял от бурят многое и все на русский лад, как Магай учил, переделал».[6]
3
В указанной статье Т. А. Селюковой приводится свидетельство известного сказочника из пос. Походск Нижнеколымского района Якутской АССР И. Г. Гуляева, 1901 г. рожд., об источнике его репертуара: «Один из исполнителей — И. Г. Гуляев — как-то заметил, что сказок много слышал от ссыльного старика Мартьянова, а от Г. Ф. Бондырева было известно, что один из ссыльных, Мартьянов, сам имел у себя „книги с разными интересными рассказами“, но сам Бондырев никогда не слыхал про Илью Муромца, про других известных богатырей. Думается, что сюжет об Илье Муромце и Святогоре не был широко распространен в этих местах, так как имена богатырей не были знакомы никому, кроме исполнителей этих сказок, зато многие собеседники вспомнили, что слышали когда-то хорошую песню о богатыре Мише Данильевиче, который, „всех один победил“.
О себе сказочник говорил: „Мы были из бедняцкой семьи. В семье нас было очень много… Школ не было, учили на дому, это стоило дорого. Остался я безграмотный. Но жили у нас некоторые сосланные старики: Казаков, Мартьянов, Четвериков. Они часто сказки рассказывали. За сказку бывало коробку спичек просили. Я памятливый был, и если песню споют, я утром встаю и знаю“».
В 1973 г. в Походске побывали участники экспедиции сектора русского народного творчества Института общественных наук Бурятского филиала СО АН СССР В. Д. Осипова и В. И. Зоркин. Они собрали сведения об интересной сказочнице П. К. Никулиной, в репертуаре которой были длинные волшебные сказки, и записали воспоминания о И. Г. Гуляеве как замечательном сказителе, живо и увлекательно рассказывавшем сказки и былины о Даниле Игнатьевиче. В с. Русское Устье Аллаиховского района Якутской АССР местное население хранит память о талантливом сказочнике С. П. Киселеве. Собиратели встретились с сыном сказочника — Е. С. Киселевым, который тоже знает много сказок и пользуется успехом у местного населения. Известно, что в 1967 г. от него был записан основной сказочный репертуар. В 1946 г. здесь записывали фольклор, в том числе и сказки, известные собиратели Т. Л. Шуб и Н. А. Габышев. Мы располагаем 36 текстами сказок из их собрания и пятью текстами собирательницы М. Ф. Дружининой.
Интересные сведения о бытовании сказок на севере Якутии оставил С. Боло, собиравший фольклор в 1941 г. Большой интерес представляют биографические сведения об исполнителях, их родословные, а также полный список репертуара сказочников. Материалы хранятся в архиве ЯФ СО АН СССР, ф. 5, оп. 3, ед. хр. 453, инв. № 1040, копии в РО БФ СО АН СССР, № 3315, п. 1 («Материалы по говору старожилого русского населения Нижне-Колымска»)
4
Шастина Е. П. Сказки и сказочники Лены-реки. Иркутск, Вост. — Сиб. кн. изд-во, 1975, с. 31, 33.
6
Сказки и предания Магая. Записи, вступительная статья, комментарии Л. Е. Элиасова. Улан-Удэ, 1968, с. 64.