Злым щелчком он выбросил свой окурок, помолчал… Я докуривал сигарету тоже молча, забытый восхитительный вкус настоящего табака сбивал мысли.
– Ладно, – вздохнул он, – что теперь говорить… Да вы ведь и согласны со мною, я же вижу. Так что, если захотите изменить свою жизнь, – милости прошу. Помогу, чем сумею. Найти меня несложно… – Небрежным движением он сунул в карман моей куртки твердый бумажный прямоугольник. – Здесь и телефон, и адрес. На всякий случай по телефону себя не называйте, просто попросите, кто подойдет, о встрече в известном месте. Это значит, я буду вас ждать здесь же, в первую после звонка ночь, вот в такое же время… Засим – желаю здравствовать.
Он повернулся и пошел к дальней лестнице перехода. Из-под пальто его были видны вечерние брюки с атласными лампасами и лакированные туфли, вовсе неуместные ночью в районе Страстной.
– Тут вы, конечно, немножко перегнули, Юрий Ильич, – сказал Игорь Васильевич и, как обычно, засмеялся. – Женщину под пистолетом гнать не стоило. Тем более и пистолет-то… купленный. А вы знаете, у кого, кстати, вы его купили?
– Дезертир, – сказал строгий Сергей Иванович. – Совершенно точно дезертир и, как он же сам признался, расхититель военного имущества. Зря вы рисковали, Юрий Ильич, зря…
– Мы вас, если что, конечно, в обиду не дадим, позвоним или подъедем, если нужно, – сказал Игорь Васильевич. – Но другому бы пришлось отвечать…
– Вот и не нужно за меня заступаться, – упрямо сказал я и придавил сигарету в пепельнице. На этот раз мы сидели уже не в гостиничном номере, а в какой-то квартире в одном из старых, давно вышедших из-под капитального ремонта домов на Садовой. Квартира была полупустая, только холодильник шумел в прихожей, да в углу большой комнаты стояли два казенных кресла, низкий столик и диван с одним отломанным валиком. Окна были завешены желтыми газетами, сквозь газеты лупило солнце… Но пепельница на столике, естественно, имелась. – Нет уж, не надо меня защищать, прошу вас…
– Да как хотите, Юрий Ильич, – воскликнул Игорь Васильевич, – вы как хотите, мы ж понимаем, что вы человек самостоятельный, независимый, смелый, талантливый, гордый, неподкупный…
– И вообще, – закончил Сергей Иванович, который от раза к разу становился все строже и строже, все важнее и важнее, покрикивал и на Игоря Васильевича, и на меня. – Но теперь вопрос другой: ну прогнали вы эту… даму. И дальше что? Почему же вы дальше не написали, а, Юрий Ильич?
– Что вы имеете в виду? – спросил я, чтобы как-то потянуть время, чтобы, может, снова свести разговор к невнятице, к неконкретной лояльности. – Вообще-то, больше и не было ничего… Ну прохожие разные… бандиты…
– Нет, Юрий Ильич, – тут посерьезнел и Игорь Васильевич, – с бандитами все уже ясно. Вы нам напрасно не доверяете, Юрий Ильич. Времена теперь не те, мы ж вам сесть вот предлагаем, а вы… Мы сейчас в трудном положении, Юрий Ильич, а вы не верите. Пока с нами говорите – верите, а потом, как уйдете, – так вас кто-то и настроит против нас. Может, жена?
– Почему жена? – Я чувствовал себя все увереннее по мере того, как нарастал их напор. – Вот вы говорите, времена не те. А если снова будут те?..
– Что ж вы думаете, Юрий Ильич, мы тогда здесь дыбу поставим, что ли? – обиделся Сергей Иванович. – Разве можно так рассуждать? Вы же нас, лично нас перед собой видите? Похоже, что мы на такое способны?
– Ну лично вы, может, и не способны, – замялся я, – но редакция в целом…
– И никто в редакции, уверяю вас! – взвился Игорь Васильевич. – Это все у вас старые стереотипы, как теперь говорят, образ друга… то есть врага… А у нас теперь все кадры сменились, народ грамотный, вон Сергей даже три института кончил, правильно, Сергей?
– Ну, – сказал Сергей Иванович. – А раньше у нас даже подполковники не все читать умели. Вот Игорь Васильевич лично помнит одного, он даже «расстрел» через одно «эс» писал, представляете?