Итак, случилось невероятное. Монголы, пройдя с боями чуть ли не всю Азию и часть Восточной Европы, и только увеличивая при этом свою численность, в результате одной, не самой серьезной, битвы, потеряли едва ли не все свое войско!
Не иначе в рассказ Ибн ал-Асира вкралась опечатка.
Несколько слов о причинах монгольских походов. Точнее, два слова: их нет. Как минимум — их не видно. Т. е. они, конечно, называются, но при ближайшем рассмотрении оказываются надуманными. Речь вначале пойдет о причинах, связанных с основной профессией монголов. Не надо забывать, что они были в первую очередь пастухами. Кстати говоря, реальные причины монгольских завоеваний действительно связаны с одним из значений этого слова. Но об этом позже — в следующих разделах работы.
Короче говоря, нам внушают, что монголы-скотоводы, используя экстенсивный способ хозяйствования, все время нуждались в расширении своей пастбищной базы. Это, якобы, и толкало их к экспансионистской политике. Т. е. война была для них не самоцелью, а средством удовлетворения скотоводческих амбиций. Вот что говорит по этому поводу Р. П. Храпачевский: «Другим немаловажным фактором, толкавшим к внешней экспансии, была сама природа экономики кочевников — ведь она «может развиваться только за счет расширения используемых пастбищных ресурсов». Эта истина входит в сознание кочевника с малых лет — монгольская пословица гласит: «Без травы нет скота, без скота нет пищи»[14].
Есть данные, будто бы подтверждающие эту гипотезу. По мнению того же Р. П. Храпачевского, «вначале у монголов не было ясного понимания, что следует делать с этими территориями»[15]. Т. е. надо полагать, именно захват пастбищ и был первоначальной целью их вторжений. На это указывает и следующий случай. Один из монгольских нойонов, Беде, так высказался о захваченных китайских землях: «Хотя завоеваны ханьцы, но [от них] нет никакой пользы. Лучше уничтожить их всех. Пусть [их земли] обильно зарастут травами и деревьями и превратятся в пастбища!»[16] И только потом, в ходе завоеваний, post factum, к монголам пришло осознание того, что кроме скотоводчества есть и другой, причем, гораздо более прибыльный бизнес, — рэкетирство.
Вот, как описывает эту трансформацию Р. П. Храпачевский: «В ходе первых своих вторжений в Северный Китай они ограничивались грабежом и уводом к себе полезных людей, затем установили систему взимания даней. Первоначально дани требовались произвольно — по мере аппетитов конкретного военачальника, подошедшего к тому или иному цзиньскому городу. Но вскоре, видимо, была установлена норма в 0,1 от имущества покоренных, которую европейские очевидцы застали вполне зафиксированной. К оседлому населению, как и к кочевникам, монголы довольно быстро стали применять стандартные требования по набору людей в монгольскую армию и прочим повинностям — примеры этого были рассмотрены выше»[17].
При всем уважении к автору, книгу которого считаю подлинной энциклопедией монголоведения, позволю себе не согласиться. Ни история, ни современность не дают примеров подобных метаморфоз. Трудно представить скотовода, вдруг ставшего рэкетиром. Еще труднее представить вооруженного до зубов бандита, попутно занимающегося малоприбыльным производительным трудом. Будь монголы изначально скотоводами, им незачем было бы брать хорошо укрепленные города. Ведь вокруг была масса незаселенных территорий с прекрасными пастбищами.
Будь они скотоводами, они быстро решили бы, что делать с разоренными русскими княжествами. Но ничего подобного не произошло: они не знали, что с ними делать. Их первоначально даже данью не обложили. «В течение 20 лет после Батыя, — пишет Л. Н. Гумилев, — с северных русских княжеств никакой дани, податей, налогов монголы вообще не взимали»[18].
Уж не говорит ли это о том, что их также собирались превратить в пастбища, а потом передумали? Пройти огнем и мечом Поднебесную, обратить в пепел империю хорезмшаха, превратиться, наконец, в «жандармов» Восточной Европы — и все это только для того, чтобы установить непригодность этих территорий для целей животноводчества? Это уж слишком. Скотоводческая гипотеза нуждается в срочном переосмыслении.
В качестве предполагаемой причины монгольской экспансии в работах исследователей часто звучит и мотив мести. О мести хорезмшаху уже говорилось. В этой части сообщения источников более или менее убедительны. Этого не скажешь о мести кипчакам. Здесь летописцы и их комментаторы откровенно «путаются в показаниях». Вот, что можно прочитать по этому поводу у Л. Гумилева: «Их вражда началась в 1216 году, когда половцы приняли кровных врагов Чингиза — меркитов. Антимонгольскую политику половцы проводили крайне активно, постоянно поддерживая враждебные монголам финно-угорские племена. При этом степняки-половцы были столь же мобильными и маневренными, как и сами монголы. А то, что путь от Онона до Дона равен пути от Дона до Онона, Чингисхан понимал прекрасно. Видя бесперспективность кавалерийских сшибок с половцами, монголы применили традиционный для кочевников военный прием: они послали экспедиционный корпус в тыл врагу.