Многое стёрлось в памяти, осталась только дорога, дорога, нескончаемая дорога. Помню село Чернухино, это еще совсем недалеко от Горловки, шел проливной дождь, все мы промокли, дорога превратилась в сплошное месиво грязи, двигаться было очень тяжело, вместе с нами шли войска (отступали), артиллерия на конной тяге, лошади выбивались из сил (не только люди), чтобы вытащить очередную пушку из трясины. Большое скопление военной техники, солдат и все это двигалось на восток.
Следующий населённый пункт, который запомнился — это Хацапетовка (сейчас называется, кажется, Углегорск). Мы остановились отдохнуть рядом с железнодорожной станцией, где стоял воинский эшелон с солдатами. Скопилось большое число подвод и автомашин. В это время налетел самолет, стал бомбить воинский эшелон, сбросил бомбы и улетел. Через несколько минут появился второй самолет, резко снизился и на бреющем полете, чуть не касаясь земли колесами, стал поливать свинцом из пулемётов. Паника среди людей была страшная. Помню, мы все прижались к земле, я вижу фашистского лётчика, его лицо в очках, а в голове мысль «вот так люди умирают». К счастью, никто из нас не пострадал».
Мой отец был призван в армию на второй день войны — 23 июня 1941 года, о своей беременной жене он позаботиться не смог и моя мама осталась в оккупации. Дом, в котором была квартира моих родителей в Днепропетровске, стоял у завода, на котором работал отец, и немцы разбомбили дом, бомбя завод, еще в июле 1941-го. Мама сначала жила в селе у моего дедушки по отцу, пока во двор не вбежала малолетняя дочь старосты села и не крикнула: «Дед Федор, отец послал сказать, что немцы село окружают, молодых в Германию будут гнать! Прячьте тетю Любу!». Но куда?
Дедушка схватил ручную тележку, бабушка в нее что-то бросила, мать схватила уже родившегося моего брата Генку, и они с дедом огородами выбежали в степь, где дед махнул рукой: «Там Губиниха, а оттуда дорогой пробуй добраться до своих».
Хотя маме тогда было не больше 23, дорога ей далась очень тяжело: надо было прятаться от немцев и полиции, перебраться по наведенному немцами понтонному мосту через Днепр. Пройти надо было почти 300 км. Ее рассказ об этом я смутно помню с детства, причем с упоминанием, что брат вел себя непослушно, не хотел сидеть в тележке, цеплялся ручками за ее колеса.
Тележка сломалась, но, к счастью, мать нашла на дороге утерянные кем-то очки, и ей попался подслеповатый кузнец, который за эти очки отремонтировал тележку.
В конце концов, она пришла в свою родную Златоустовку под Кривым Рогом и до освобождения жила со своими родителями.
А советские немцы ехали на восток организовано: у них принимался скот и дома, за которые им на эту же сумму предоставлялся скот и жилища или материалы на постройку жилища на востоке в местах назначения. Им предоставлялись вагоны, в которые они могли взять с собою по тонне груза на семью.
Еще раз вспоминает Э.Б. Тареева: «Эшелон с выселяемыми немцами я из своего эшелона с беженцами видела своими глазами, он был несравненно лучше благоустроен, чем наш, и своими ушами слышала, как немецкая молодежь выкрикивала в сторону нашего эшелона по-немецки гитлеровские лозунги. …Правда, мы встретили эшелон с немцами, в котором стены и потолки теплушек были сплошь увешены колбасами и окороками, в августе, а решение о переселении АССР немцев Поволжья, как я сейчас узнала, было принято в конце сентября. И может быть с сентября условия переселения стали хуже и стали ограничивать количество багажа. Но те, кого не выселяли, кто бежал от немцев добровольно, как мы, вообще мог с собой взять только, что могут донести руки, а руки часто были заняты детьми. Нас тоже высадили в чистой степи, и никто нами дальше не занимался, мы устраивались сами как могли. Правда, высадили не на снег, потому что был теплый август, но думаю, что и из немецкого эшелона пассажиров тоже высадили на траву. А когда появился снежный покров, то на снег высаживали как немцев, так и русских беженцев. Немцев привезли ни в какие-то нежилые места, а туда где жили люди, и эти люди им очень обрадовались. Мужчины не немцы были на фронте, а мужские рабочие руки были очень нужны».
Тареева ошибается, Указ о выселении немцев был от 28 августа 1941 года, и она видела именно тех немцев — выселяемых по Указу. Что Тареева подметила правильно, так это то, что немцев выселяли не в пустыни, а в обжитые места, причем, некоторые попадали в колонии, которые немцы основали за Уралом еще в начале века во времена Столыпина. Блестящая жизнь героя этой книги Якова Геринг прошла в казахстанском селе Константиновка, которое было основано переселенцами с Украины, в основном немцами еще в 1907 году.