Так что не знаю, кто от кого отделялся и отделывался бы сегодня: Ландсбергис от нас или мы от Ландсбергиса, и кто бы в Казани отделял в водке "спирт от воды"... то есть пытался бы этнически разделить начисто татар и русских, когда у тех и у других в основе - чуть не половина общей половецкой крови.
Да и вообще кровь тут ни при чем. "Еврей - это тот, кто называет себя евреем". Русский - тот, кто считает себя русским. Американец - тот... и т.д.
Если уж с евреями, помешанными на идее материнской крови, это так (с папашиной-то стороны мог оказаться кто угодно), то русским и, полтысячелетия спустя, американцам сам бог велел не в составе крови искать национальную идентификацию, а в ощущении общей судьбы.
Такая судьба. Счастливая? Несчастная?
Не знаю. Я фаталист. Мне осточертел эпитет "многострадальная" при всяком упоминании о России. Строго говоря, немногострадальных народов нет. Ни в природе, ни в истории. Жизнь вообще есть страдание, которому единственный противовес - понимание смысла страдания.
Но революция - "ужас", не так ли, господа?
Но и то, в результате и против чего произошла революция,- тоже ужас, не так ли, товарищи?
Какой смысл - в смене ужаса ужасом, какой смысл в революции?
Никакого. Тут не смысл - тут неизбежность. А смысл только тот, чтобы в условиях неизбежности революции сохранять человеческие ценности.
Конечно, с нашей теперешней точки зрения, ценности искажались. Но с тогдашней, с их точки зрения, с точки зрения наших отцов и дедов,- искажены были ценности в "эксплуататорском обществе", так что революция возвращала смысл человеческому существованию. Где гарантии, что спустя еще два-три поколения маятник не пойдет снова в ТУ сторону, и революция не будет еще раз "перечитана"? Для этого нужно только одно: чтобы в сытом и благополучном обществе "угнетенные" оказались в исчезающем меньшинстве (а мы сейчас изо всех сил хотим выцарапаться в такое сытое общество), и чтобы солидарность с сирыми и убогими стала в обществе хорошим тоном. А если эта сирофилия и убогомания накладываются на очередной пик нестабильности истеблишмента,- тогда вы получаете в сытой и благополучной Франции 1968 года взрыв левацких настроений, любовь к Троцкому и сожжение университета. Но и без срыва - может тлеть и накапливаться. Как в сегодняшней сытой и благополучной Америке, где интеллигенция... ну, это мы ее так по-русски называем, а там - интеллектуалы, "яйцеголовые", "писи", сиречь P-C, political correction - политически скоординированные инакомыслящие,- они, думаете, на чьей стороне? Государства? Нет, на чьей угодно, только не государства. На стороне Саддама Хусейна, на стороне гомосеков и спидоносцев, на стороне любой секты против любой ортодоксии, на стороне любого бунта против "их говенного благосостояния".
Так что это в крови, в генах. У всех, не только у нас.
Стало быть, революция была неизбежна?
Была неизбежна.
Кто ее совершил? Никто. "Сама совершилась".
Задним числом вмыслили в демиурги - Ленина. Но он революцию не сделал - он ее оседлал, он оказался на гребне, на острие. Ненадолго оказался, непрочно оседлал, едва держался, а потом и не удержался. Только и успел, напоровшись на самоочевидное безумие коммунистической доктрины, от доктрины отказаться, ибо действовала она - только в военном варианте, только для войны годился коммунизм, а как только пахло миром,- с ним нечего было делать. Так НЭП и стал сигналом отказа, больше Ленин ничего не успел, разве что перед смертью крик отчаяния издал (в последних "страничках", "записках"), разве что в преемниках своих смутно опознал уголовников, да ничего изменить не мог. И выходит, все наследие его практически было "мгновенное": как взять власть (когда брошенная валяется) и как удержать ее (когда и другие бросаются поднять). Но как жить - он не только не успел почувствовать, но вряд ли и мог бы, потому что обламывалась тогда жизнь России в какую-то неведомую бездну.
Через бездну перебирались сомнамбулически, на стимуляторах, под наркозом, в страшнейшем самогипнозе; имя этому самому гипнозу коммунистическая мечта. Иначе не перейти было бездну двух мировых войн и лагерной (военно-лагерной) "передышки" между ними. Иначе не сдюжить было этого ужаса самозаковывания в металл, в цепи: в броню индустриализации, в кандалы коллективизации. Иначе не выдержать было сгона мужиков с земли, не прокормить гигантские армии: военную, трудовую, не оправдать повальную военизацию народа. На этой-то военизации мы теперь и надорвались, вколотив живую силу народа в броню, в шестьдесят тысяч танков. На это и напоролись, выучив военному искусству миллионы людей, прогнав через армейский всеобуч все мужское население державы, так что теперь любая ватага боевиков, под любым флагом собравшаяся, захватившая любой арсенал, любой "ствол" взявшая в руки: от автомата Калашникова до ракеты "земля-земля",- знает, как с этими железками обращаться и умеет вести боевые действия на уровне солдатской профессиональности,- таким образом любая гражданская "склока" грозит стать гражданской войной.
Фатум: готовился народ к тотальной отечественной брани, к защите от внешнего супостата, а ударился - о свою же агрессивность; пошла взрывная сила внутрь, рвет народ изнутри, кромсает отечество на части.
Доведись какому-нибудь лидеру, из нынешних, пусть безвестному, оседлать ситуацию и проскочить сквозь абсурд подступающего междоусобия к мало-мальской "тишине" народного успокоения, к какому-нибудь сносному "рынку", то есть к сытому прилавку, к относительной стабильности, к мирному стойлу,- и спасенные от самих себя люди задним числом в боги произведут такого деятеля, осанну вострубят ему, в новый мавзолей положат... Так где-то пролегает же в хитросплетениях нашего жизненного лабиринта та дорожка, которая, как потом станет ясно, "была спасительной", то есть "вела к цели". Но разгадка-то не в дорожке, разгадка в почве, по которой она бежит, в наклоне, по которому течет народ, а может, в том, что накопившаяся новая агрессивность не вся еще вышла. Выйдет - успокоимся. Разгадка, одним словом, в общей геополитической ситуации.