Ведь тяга, вековая, тысячелетняя взаимотяга - тоже факт! И это стремление - и у немцев, и у русских - вырваться за пределы наличной жалкой реальности! Безудержная мечтательность - глаза к звездам! Монументальность - в противовес мелкому сиюминутному устроению! "Большой Берлин" с осью Север-Юг, как в зеркало, смотрится в "Большую Москву" с улицей Горького, прорубленной сквозь старую Тверскую в 30-е годы. А в 20-е - именно в России и Германии согласно, тесно, об руку работают безумные авангардисты над проектами нового человечества, сверхчеловечества...
Да, немцы последовательнее, четче, они во всем доходят до конца, в том числе и до конца пессимистического - в экспрессионизме.
Мы прихотливее, пестрее, непредсказуемее: от ларионовского "лучизма" до родченковских пьянящих вертикалей,- но какое согласное биение душ двух самых мечтательных народов Европы: преодолеть земное притяжение проломиться к Единственной Истине!
И выламываются - то в любовь, то в ненависть. Геббельс в восторге от эйзенштейновского "Броненосца..." Маяковский издевается над немцами... Я думал, раешный шаржист начался с окон РОСТА, но он в этом качестве начинается в 1914-м. "Глядь-поглядь, уж близко Вислы, немцев пучит, значит, кисло". Так писал лучший и талантливейший поэт нашей советской эпохи на дальних подступах к нашей советской эпохе.
Но ведь именно тогда Павел Филонов написал великое полотно "Германская война", где реальность "потекла" смесью крови, слез, конечностей, глаз, дробящихся тел-душ. И - поразительная ответная реплика Эрнста Кестнера в 1916 году - "Солдатская баня": молодые тела новобранцев под водяными струями "текут", смываются, сливаются в единую грязно-желтую массу...
Какой же бес все-таки нас стравливает? И когда все это начинается? Если солдат уже повели в баню, забрали, забрили - все, поздно! Поздно кричать "опомнитесь!" - это все равно, что останавливать падающего на торчащие рельсы немецкого аса на полотне Дейнеки: ничего не остановишь. Чертово колесо: сталинский террор - ответ на гитлеровскую фашизацию, а фашизм, как заметил тот же Сталин, есть ответ германского милитаризма на победу Октябрьской революции. А Октябрьская революция - продолжим счет ответ "русского милитаризма" на поражение царской России... 1941 год рождается из 1914-го. Я ухожу за пределы этой кровавой карусели и вглядываюсь в лица русских и немцев начала века.
Немцы читают Толстого, Чехова. Русские читают Гауптмана. Работает Шехтель. Кандинский в Германии, Клейн в России... Эрнст Барлах на Волге лепит фигуры мужиков. Мужик ест арбуз. Баба просит милостыню... Господи, да на этой бабе пахать можно. Конь-баба, бой-баба! Солдат-баба...
Ловис Коринт пишет "Руджеро с оруженосцем".
Святослав Рерих пишет "Гонца"...
Господи, почему, почему, почему, почему?
ЩЕПКИ ЛЕТЯТ...
Как это и принято в свободном мире, тираж не указан, но я думаю, что Игорь Ефимов (американский издатель, наш человек), выпустивший книгу Г. Вербицкого "Почта остарбайтеров Второй мировой войны", вряд ли напечатал больше тысячи экземпляров. Это все, что осталось от листочков, накарябанных когда-то нашими угнанными в Германию соотечественниками. Потому что сами листочки вряд ли сохранились в большом количестве. Их выбрасывало лагерное начальство, изымала берлинская цензура, теряли оккупационная и внутригерманская почта. Потому что для них это был хлам.
А если открытки доходили, то их уничтожали сами адресаты. Потому что сразу после освобождения стало ясно, что человек, побывавший в рейхе (пусть даже в роли рабочего скота) по возвращении в Союз схватит срок. А если не схватит и вернется в родные места, то услышит "На фашистов работали!", "Немецкие подстилки!" - от своих же односельчан. Может, это еще и пострашнее конвоя на Колыму, если говорить о душе. Открытка становилась уликой.
Так что эти листочки, извлеченные следопытами и коллекционерами из архивных отвалов и воспроизведенные в мемориальном издании,- единственное эхо тех стонов, что вырвались когда-то "на волю" из-под роб и ватников с нагрудным знаком "OST".
Виталий Семин когда-то написал о них роман.
А здесь - документы.
"Здравствуйте, дорогая мама и братья Филя, Володя, и сестра Оля, и маленькая Любочка. В первых строках своего письма хочу вам сообщить, что я жив и здоров..."
Зачин обязателен. "Во первых строках". Что жив. Чего и вам желает. Кажется, что это ритуальный оборот, не несущий никакой информации, а может быть, даже хитрый ход, чтобы усыпить немецкую цензуру, ослабить ее внимание. Но на самом деле это реальность. Та самая реальность, которая дышит дулом в затылок. Тут действительно нужно немедленно, до всего прочего, во первых же строках письма - если оно дойдет - сообщить родным главное: что жив. Потому что должен быть - мертв.
Но ведь их не давили танками в окопах, не расстреливали в гестаповских застенках, не травили собаками!
Им всего-то посылали почтовое уведомление: явиться на сборный пункт. Потом повторное уведомление - с нарочным, он же конвоир. На уведомлении надпись: "неявка ведет к тяжелым последствиям". К каким именно тяжелым последствиям, легко догадаться.
Кто не имел адреса, тех брали в облавах на базарах, гнали на станции и заталкивали в товарные вагоны.
"Любимый наш папочка!!! Спешим к тебе с горячими поцелуями и сердечным приветом твоя любимая и верная жена Оля и твоя дочурка Катюша. Сообщаю, что вчера после работы для нас была необыкновенная радость, получили 2 открытки... Большое спасибо за фотокарточку, очень рады, что ты пополнел и здоров. Мы тебе тоже послали 2 фотокарточки в июле-месяце. Живем в новом бараке - хорошо - свободно. На работу и с работы ходим без строя, одни. Здоровье наше хорошее. Катюша пополнела, я тоже ничего. У нас имеется гармошка. Мы пока сыты и здоровы..."
Пока. Да еще и гармошка. Да еще и барак новый. И на работу - без конвоя - без того, чтобы шаг вправо, шаг влево... Ну, идиллия! И Катюша пополнела. И про здоровье - несколько раз. Как заклинание. Как самогипноз, когда человек не уверен, то ли его разносит от изобилия половы, то ли он пухнет от того, что половы нет.
В германском меню в роли половы - брюква.
Первые "восточные рабочие" прибыли в Германию осенью 1941 года. Вполне добровольно: они спасались от большевистского ига и колхозного рая, ехали в культурную Европу к цивилизованным освободителям. Вскоре брюква сделала свое дело: поток добровольцев иссяк. Пошел поток пригоняемых.