Начнём с того, что отмстим: вся информация явно распадается на три куска. Первый, хотя и начинается со слов «Я видел русов», на деле описывает их обычаи неким отстранённым образом, в общем. Что очень хороню иллюстрируется несовершенным образом действия в употребляемых глагольных формах: «умываются», «сочетаются», «сморкаются».
Вторая часть — рассказ очевидца. Не только потому, что «я прибыл к реке», «я говорил», «я видел». Но и потому, что они — «принесли», «держали», «пили».
И, наконец, третья часть выделана под описание русов с, так сказать, птичьего полёта — их социального устройства, юриспруденции, взаимоотношений с миром и властью. Каковое описание до цинготной кислоты похоже на подобные описания других арабских авторов.
А потому и рассмотрим мы эти три части отдельно.
Вот первая:
Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Я не видал [людей] с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом.
Фадлан видел лично: люди с совершенными телами.
Они не носят ни курток, ни хафтанов, но у них мужчина носит кису, которой он охватывает один бок, причем одна из рук выходит из неё наружу.
И при каждом из них имеется топор, меч и нож, [причем] со всем этим он [никогда] не расстается.
Мечи их плоские, бороздчатые, франкские.
Они же Сулеймановы.
И от края ногтей иного из них [русов] до его шеи [имеется] собрание деревьев, изображений [картинок] и тому подобного.
Некоторые балуются тату.
А что касается их женщин, то на [каждой] их груди прикреплена коробочка, или из железа, или из серебра, или из меди, или из золота, или из дерева в соответствии с размерами [денежных] средств их мужей. И у каждой коробочки — кольцо, у которого нож, также прикреплённый на груди.
Это описание непонятно совершенно.
На шеях у них — мониста из золота и серебра, так что если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене один [ряд] мониста, а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два [ряда] мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые он прибавляет к ним [дирхемам], прибавляют [ряд] мониста его жене, так что на шее иной из них бывает много [рядов] монист.
Дирхем — старинная арабская серебряная монета, которая равнялась 2,97 г чистого серебра. Значит, один ряд мониста символизировал владение почти 30 кг серебра. При стоимости серебра по состоянию на 21 мая 2010 года в 18,32 рубля за 1 грамм это монисто символизировало владение примерно в 544 тысячи рублей. Похоже, «купили» арабского путешественника, посмеялись над беднягой.
Самым великолепным украшением [считаются] у них зелёные бусы из той керамики, которая бывает на кораблях. Они делают [для приобретения их] исключительные усилия, покупают одну такую бусину за дирхем и нанизывают [их] в качестве ожерелий для своих жён.
Что за бусы из керамики, «которая бывает на кораблях», решительно непонятно. Но если бусина стоит всего дирхем, то непонятно, с чего ради предпринимать бешеные усилия для покупки очевидной дешёвки, и как дешёвка, приравненная к шкурке белки, может вызывать такой ажиотаж. Снова некоего (не обязательно Фадлана) путешественника «развели».
Дирхемы русов — серая белка без шерсти, хвоста, передних и задних лап и головы, [а также] соболи. Если чего-либо недостает, то от этого шкурка становится бракованной [монетой].
Это векша. Самая мелкая денежная единца на Руси.
Ими они совершают меновые сделки, и оттуда их нельзя вывезти, так что их отдают за товар. Весов там не имеют, а только стандартные бруски металла. Они совершают куплю-продажу посредством мерной чашки.
Русы знают весы — в их могилах нередко встречаются.
Они грязнейшие из творений Аллаха, — они не очищаются ни от экскрементов, ни от урины, не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды, но они, как блуждающие ослы.
Сравниваем: Я не видал [людей] с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом. Не похоже на текст одного и того же человека. Сравниваем ещё. У них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы.
Они прибывают из своей страны и причаливают свои корабли на Атыле, — а это большая река, — и строят на её берегу большие дома из дерева. И собирается [их] в одном [таком] доме десять и двадцать, — меньше или больше. У каждого [из них] скамья, на которой он сидит, и с ними [сидят] девушки-красавицы для купцов.
Сравниваем: Я видел русое, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Снова не похоже на текст, созданный одним человеком. Большие дома — это явно «длинные дома» скандинавского типа и точно не славянские полуземлянки. «Скамья» же — явное описание не скамеек вдоль стен, где все сидят и таращатся друг на друга, а — раз уж скамья у каждого — описание некоего раздела большого дома на отсеки. Относительный раздел, не как купе в поезде, — но всё же как плацкарта. В этом же «купе» размещают рабынь, возимых для продажи.
И вот один [из них] сочетается со своей девушкой, а товарищи его смотрят на него. А иногда собирается [целая] группа из них в таком положении один против другого, и входит купец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и наталкивается на него, сочетающегося с ней. Он же не оставляет её, пока не удовлетворит своей потребности.
Не исключено, но слишком идеологично, чтобы быть описанием очевидца. Кто-то добавил «моралите» в описание обычаев «неверных».
У них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы самой грязной водой, какая только бывает, и самой нечистой. Λ это [бывает] так, что девушка является каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит сё своему господину. Он же мост в ней свои руки, своё лицо и все свои волосы. И он моет их и вычёсывает их гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюёт в неё и не оставляет ничего из грязи, чего бы он ни сделал в эту воду. Когда же он покончит с тем, что ему нужно, девушка несёт лохань к сидящему рядом с ним, и [этот] делает то же, что сделал его товарищ. И она не перестает подносить её от одного к другому, пока не обнесёт ею всех, находящихся в [этом] доме, и каждый из них сморкается, плюёт и моет свое лицо и свои волосы в ней.
Если есть обычай умываться каждый день, то специально искать для этого самую грязную воду человек не будет. Точно так же девушка одного господина не будет относить лохань чужим господам, а те, соответственно, не будут мыться вслед за равным по статусу. Но сам обычай предельно прозрачно описывает принятые вплоть до середины XX века в Англии и немного раньше того закончившиеся в Европе обычаи мытья одной семьи в одной лохани. Следовательно, это либо кусок, взятый из сочинений о «нечистых» обычаях «франков» вообще, либо описание русое как «франков».