Далее —
— увидев их в море, король Ингер приказал своему войску взять их живьём и не убивать, —
— но патрикий —
— неожиданно напал на них… рассеял строй кораблей росов… заняв позицию в середине русского [войска], они [начали] бросать огонь во все стороны… множество их спалил огнём… Русы, увидев это, сразу стали бросаться с судов в море, предпочитая лучше утонуть в волнах, нежели сгореть в огне. Одни, отягощённые кольчугами и шлемами, сразу пошли на дно морское, и их более не видели, а другие, поплыв, даже в огне продолжали гореть; никто не спасся в тот день, если не сумел бежать к берегу… остальные же обратились в бегство… Вышедшие вслед за ним другие дромоны и триеры довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а еще больше взяли живыми… Греки же, одержав победу и уведя с собой множество пленных, радостные вернулись в Константинополь. Роман приказал казнить всех (пленных) в присутствии посла короля Гуго, то есть моего отчима.
Описание сражения полное: русы растянули строй, желая отсечь греков от берега и перейти к своему излюбленному средству — абордажу. Но умный патрикий сам перешёл в наступление и, имея за спиною дромоны и галеры, ворвался в центр русского строя, начал его палить и топить, в то время как фланги русского флота ничем не могли помочь, удерживаемые огнём и манёвром греков. Немного напоминает сражение у мыса Акций — с тою только разницей, что ромеи, прорвав центр, не стремились уйти, а продолжали уничтожение противника по частям; да к тому же огнестрельные дромоны были индивидуально куда сильнее любой отдельной однодеревки русов.
Иными словами, одни тактически выиграли, а другие тактически проиграли сражение ещё до его начала — только за счёт замысла.
А в это время кто-то грабит Вифинию…
Кто?
Ответ кажется очевидным. Сражение за столицу — главное сражение. Выиграно оно — выиграна война. Флот врага разгромлен, десяток лодок, на которых бежит командир, большой роли уже не играют. Множество захваченных пленных показывают, что предводительствовал ими Ингер-Игорь, но вовремя смылся. Поскольку, однако, война продолжается — по побережью бесятся ещё несколько флотов русов, — необходима духоподьёмная акция. Поэтому пленных казнят, невзирая ни на какие Женевские конвенции, которых к тому же ещё и не изобрели. Нерационально, конечно, — можно было провести их по городу, как немцев по Москве, да и отправить на стройки народного хозяйства. Но зато такая массовая казнь гораздо ярче символизирует окончательную победу над супостатом. А что кто-то там ещё гвоздями по головам балуется — и дались мне эти гвозди! — так это остатние эксцессы, так уже ОМОН зачистки проводит, успокойтесь, сограждане.
Именно поэтому что иностранный посол, что официальные власти на том войну считают законченной.
А между тем она длится ещё четыре месяца. Правда, уже без Игоря. Который прибегает в Тмутаракань, кричит, что всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает, — и принимает власть над русами. Затем Доном поднимается к Киеву, где начинает сколачивать новую армию — уже с участием сухопутных сил, ибо опыт показывает, что на море греки сильнее. А значит — с участием местных племён. Ибо русов у него теперь — не более батальона, а собрать надо — армию.
Вот, собственно, кто сильно посодействовал быстрейшему слиянию русов и аборигенов в русский парод — ромеи! Не уничтожь те так много пришельцев — кто знает, как долго они играли бы на Руси роль колонизаторов, а не объединителей?
Ну а воевать дальше остался Олег. Выглядело это наверняка почти так же, как описано в житии Георгия Амастридского:
…Этот губительный и на деле, и по имени народ, — начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигну л наконец и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жён; и не было никого помогающего, никого, готового противостоять…
А если верно — а оно, скорее всего, верно — предположение, что перед нами позднейшая вставка в «Житие», то не исключено, что речь как раз о войне Олега 941 года. Даже не 860-го, как я предположил ранее — оно, конечно, и то предположение не ошибка, но всё ж напрямую тогда о войне в Вифинии-Пафлагонии в источниках не говорилось. Константинополь брали, это да. А тут всё совпадает — и место, и зверства…
Кстати, в отличие от 860 года и воевали дольше — не один месяц, а четыре. Что, в общем, говорит о серьёзной организации дела. И если бы не досадное поражение Игоря — кто знает, как бы сегодня мы вспоминали ту войну…
Трудно сказать точно, почему Олег разделился с Игорем. Но полагаю, что русам стало известно, что вход в Босфор замкнут цепью, а за нею ожидают подхода их флота греческие корабли. Ума много не надо, чтобы это установить — выдвинул вперёд лодку-две, чтобы посмотрели, как там себя противник ведёт. Уяснили обстановку, собрали военный совет. Решили основными силами напасть на Вифинию-Пафлагонию. Вряд ли Олег таким образом планировал обойти босфорские укрепления по суше и обрушиться на Константинополь с востока. В конце концов, дураком он едва ли был, а значит, понимал, что если у предшественников в 860 году и был шанс взять ромейскую столицу с наскока в отсутствие императора, армии и флота — то теперь такого шанса не было. Зато хорошая диверсия на побережье убивает сразу несколько зайцев: и Песаху достойный отчёт будет, и добыча воинам, и греков почти безнаказанно потрепать вдали от войска имперского — основные силы-το ромеев у Царьграда собраны, город берегут.
А Игорю в этом случае поручили просто блокировать византийский флот в Проливах. Чтобы тот не мешал развлекаться в Вифинии основным силам. Задача как раз для сына великого князя. Именно блокировать — дав остальной части русов вволю побеситься на берегу. О чём греки и рассказывают:
Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена, а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди.
Это наверняка в воспитательных целях. Как это несколько столетий позже делал другой замечательный человек, Влад Цепеш, всю жизнь прилагавший немалые усилия к исправлению людской природы:
Приидоша к нему некогда от турьскаго поклисарие и, егда внидоша к нему и поклонишасъ по своему обычаю, а кап своих з глав не сняша, он же вопроси их: «Что ради тако учинисте, ко государю велику приидосте и такову срамоту ми учинисте?» Они же от-вещаша: «Таков обычай нашь, государь, и земля наша имеет». Он же глагола им: «И аз хощу вашего закона потвердити да крепко стоите». Иповеле им гвоздием малым железным ко главам прибити капы и отпусти их…
Греческие священники тоже, поди, не имели права клобуков своих снимать пред варваром грязным, язычником тёмным. Вот и…
Вот тут что-то однажды и произошло. Возможно, русский флот как раз раздербанен был — на тех, кто стережёт, и на тех, кто грабит. И греки решили разбить врагов по частям. Возможно, сыграл роль ещё какой-то фактор — подошли, например, огненосные хеландии. Так или иначе, по главный замысел русов — если греки выйдут из-за цепи, уничтожить их в абордажном бою — не удался. Хотя при том численном превосходстве, которым, по уверениям источников, обладали русы, дело это было непростым, но выполнимым. Надо было только не вытягивать корабли в линию — вечная ошибка русских, которую ещё и сын Ярослава Мудрого Владимир в 1043 году совершил. А вот в эскадренном ордере — хотя бы ордер этот и кучей был — имелся шанс прорваться к огнемётным хеландиям, которых не могло быть слишком много. Пусть даже их 15, как о том рассказывают. Массированным кулаком надвинуться, ценою сожжения нескольких своих судов — ведь эти сифоны с «греческим огнём» не могли стрелять бесконечно, им же перезаряжаться нужно было, давление поднимать… — ценою сожжения всего нескольких судов подойти к грекам, захватить или утопить их. И порядок! Нет, им позволили прорваться в середину строя, после чего битва превратилась в побоище. Ведь против одного огнедышащего греческого корабля оказывались по одной-две русские однодеревки, а не по десятку-другому, как было бы при массированном броске. А фланги успевали не помочь, а лишь сбежать.