И как только мы это предположим, открывается бездна вариантов. Особенно, если допустить возможность следующих толкований: gel-, gell-, gjel-, gjoll-, hel-, hjell-, hell-, hjoll-. И на конце не только and-r, но и также hjand-. Что же видим? Gjal-l-a — громко звучать, орать + and-r-ja — путаница, беспорядок, смешение. То есть —
— Gjallandrja — ревущая путаница, ревущее бурление.
Не похоже ли на то, что и сегодня можно видеть под плотиной, там, куда падает вода?
Хотя мне опять больше нравится поэтический вариант. Gjoll — это вообще-то название реки в скандинавском аду. Одной из двенадцати, что пошли от Élivágar, ледяных рек, которые текли в Гиннунгагапе (Ginnungagap) — хаосе-пустоте, что существовал до создания человечества. Где-то так:
Вне Муспелъхейма (Muspelheim) —
— мир огня на юге —
— лежит пустота, называемая Гиннунгагап, к северу от неё — Нифльхейм — мир грозной темноты и холода. В этом мире появился родник —
— или же колодец —
— Хвергельмер (Hvergelmer), и потекли из него двенадцать рек. Имя этих рек — Эливагар. Реки замёрзли и заняли Гиннунгагап. Когда ветер, дождь, лёд и холод встретят тепло и огонь Муспелъхейма в центре Гиннунгагап, родится место света, воздуха и тепла. /156/
В общем, Дух Божий метался там над водами, пока мозги Имира не были подброшены в воздух. Впоследствии через Гьёлль по мосту Gjallarbrö проскакал Хермод, чтобы просить повелительницу ада Хель отпустить любимого всеми бога Бальдра.
Этакая древнескандинавская река Стикс.
Любопытно, что Gjöll — это ещё и название скалы, к которой прикован злюка Фенрир, — волк, который в день Рагнарёка проглотит Солнце.
Так что по мне — это самый тот вариант для поэтических убийц, какими были норманны: «Адская скала над бурлящим потоком Ада»…
Впрочем, можно непоэтично взять —
— gjalf-r — шум, сильный прибой, грохот волн.
С помощью суффикса — and-, образующего причастие I, получаем —
— gjalfrandi — шумящий, грохочущий.
При том уровне искажений, что мы уже приметили в данном документе, перенос «р» на другое место — вещь вполне возможная.
Так что и тот самый «Шум порога» — тоже подходит. Только император перепутал — не по-славянски то было, а по-русски…
Дальше у нас идёт Леанди — якобы аналог Веручи, «Кипение воды». Но «Кипение воды» мы уже видели, а что такое Леанди по-древнесеверному? От ljo, ljo-г, leu- (резать, рвать, лишать) + an-d-I (дыхание, дух). То есть тут перевод вообще оказывается прозрачным:
ljoandi — «Срывающий дыхание», «Обрывающий дух»!
Но опять же — есть вариант менее поэтичный:
ly-ja — ударять, бить, разбивать в щепы или на осколки.
И всё тот же суффикс — and — даёт нам ну полностью соответствующий источнику вариант:
ly-j-and-I = lyjandi — разбивающий в щепы.
И последний порог. Струкун. Это имя славянофилы приводят в доказательство того, что «росские» названия — суть тоже славянские. Но тогда, получается, Константин Багрянородный в твёрдом уме и трезвой памяти пишет:
по-славянски это будет так-то, а по-славянски же — так-то, и означает это по-славянски то-то, а по-славянски — то-то.
Конечно, император, как все ромеи, пил вино как воду, — но в других местах своего трактата он выглядит достаточно трезвым, чтобы не воспарять до таких высот диалектики…
Возможно, он что-то перепутал? Возможно. Ибо — отрицать глупо: Струкун единственное из «русских» названий, что звучит по-славянски. Как то:
строуга — струя, течение.
Но это, согласимся, странно для порога, который как раз струю и течение прерывает.
Тогда можно предположить —
— стръкъ —
— аист, и даже лебедь. Ничто ведь не мешало Константину или еще его информатору перепутать места порогов и аистов подменить пеликанами — ради красоты словца.
Но это опять — допуски.
Я не случайно — про допуски. На древнескандинавском они для названия этого порога также достаточно велики.
Так, по-древнекандинавски оно звучит… — так же! «Струкун» — от strok-a = бить. Звучит на слух — «струкка». Соответственно,
strokand — бьющийся.
Правда, этот вариант не нравится лингвистам. Это, говорят, не зафиксированная в древнесеверном, а лишь предположительно восстановленная основа. А регулярным глаголом для «бить» является stijúka.
Тогда у нас выходит stijúk-and. В общем, всё равно похоже, хотя звучит ближе к «стриканд», нежели к «струкун».
Но при этом совершенно рядом находится и —
— streng-ja — натягивать, усиливать, укреплять.
Это, конечно, уже довольно далеко от «Струкуна» — но зато совсем близко от «Напрези — натяни».
Тогда получается:
Strengand — натягивающий, напрягающий.
Соответствие очень близкое!
Но, разобравшись с названиями, приметим ещё одну перепутаницу: география названий порогов по-русски и по-славянски не совпадает. То есть если следовать прямо за текстом Багрянородного, то «Островной порог» у славян будет на втором месте, а такой же «Островной» у русов — на четвёртом. А на втором будет русский «Бушующий». Зато славянский Ненасытен, за свои зверства удерживавший свое кровожадное название аж до XX века, у русов вызывает ноль уважения и является всего лишь «Островным». Зато ментально аналогичный «Разбивающий в щепы» соответствует «Клокочущему».
Иными словами, славянская номенклатура не соответствует русской.
Какой же порядок выбрать? Константинов — или логично вытекающий из перевода?
Отметим, пока отставив в сторону этот географический вопрос: русы, кем бы они ни были, почти всегда — за исключением пресловутого Ненасытца, засиженного пеликанами, — следуют за славянской номенклатурой. Но следуют, приводя славянские ойконимы к древнескандинавским.
А значит, логика перевода — предпочтительнее. И начало этой логике задаёт Ненасыт. Ибо ненасытно поглощает он корабли. Ломает, топит, разбивает в щепы. А потому будем отталкиваться от этого варианта, допустив, что славянский информатор Константина Багрянородного, явно не владеющий русским языком, пороги перепутал местами. Ну, или переписчик.
А теперь можно свести все наши реконструкции в табличку.
