Что это за патриотизм, относящийся к бесконечному пространству? Мой адрес теперь не дом и даже не улица, мой адрес — уже глубокий космос. Язык бегает туда-сюда, пытаясь размежевать это пространство, и невольно заходит слишком далеко. Отобразить его невозможно, значит гордый или чванливый национализм привязан к потерям, к ускользающим и бесконечным сферам. Так всегда и было. Поэтому надо обратиться к психологии. К универсальным источникам понта.
Помимо теории, что природа понтовой речи в большой степени восходит к советскому обществу, существуют и другие версии, гласящие, что понты обнаруживаются не только в современном опыте, а время от времени прослеживаются на протяжении всей человеческой истории, оставаясь постоянным элементом нашего общественного ДНК. Иногда это объясняется последствиями экономических обстоятельств. Когда в таком случае мы видели понты в прошлом? Может быть, какие-то параллели помогут предсказать следующее их появление?
Некоторые историки считают, что отношение между экономическим и психологическим здоровьем формулируется так: «С ростом благосостояния потребность в предметах роскоши растет». Начинается всенародная показуха. Другими словами, исходя из такого экономического объяснения, «понт — это показное потребление. Он предназначен для воздействия на других людей и манипулирования другими людьми в своих интересах».[11] Ну, в общем-то, я согласен, но тут еще два нюанса. Первый: всё это действительно предназначено для «других», но восходит к чувству недостаточности. Настоящей, уверенной надежды на долговременную манипуляцию нет. Второй нюанс заключается в том, что, если понт — вправду показное потребление, он может быть связан со стяжательским духом капитализма, но, как мы замечаем, лежит он еще глубже в душе социализма.
Этот финансовый, или денежный, подход все-таки позволит нам соединить несколько линий нашей аргументации, если мы переформулируем проблему, представив ее более абстрактно, т. е. как необоснованно захваченные «ресурсы». Понт пытается присвоить чужое значение и другое содержание: в незнакомой ситуации он претендует на твердую почву ради собственного спокойствия посреди пустоты или непредсказуемой игры. И тут речь должна идти о возможной уголовной этимологии, в особенности выражения «взять на понт».
Здесь имеется в виду некая конкурентная борьба, проявляющаяся в психологической атаке на невидимого или неведомого противника. Делается это и телом, и словами (вернее: словами, а потом телом). Это — мимолетная подмена смысла, или «правды», дезинформация другого человека, когда его берут на испуг и используют «его приверженность стандартным (средним) нормам морали». Порой экстремальными словами — матом — и соответствующими жестами понтярщик демонстрирует пугающую экспансивность: он действует вне пределов норм или ограничений. «ВОТ я какой! (Быстро, парень, поверь мне; я так не смогу долго…)». Почему понтующийся прибегает к такому мелкому блицкригу? Потому что нет у него сил на длительный конфликт: надо одним махом обмануть противника, так как он сам сомневается в своих способностях.
Когда я понтуюсь, то рано или поздно (очень даже скоро!) действительность меня догонит, и тогда собеседник или соперник уже не будет во власти иллюзии. Дело только во времени. Как было умно сказано на одном онлайновом форуме, если некая особа утверждает по поводу даже далекого будущего, что «никогда не наденет дешевую шмотку, купленную на рынке» или ни за что не спустится в грязное метро — это понт. А поскольку понт сам по себе длиться долго не может (или должен повторяться), то «нужда скоро припрет, как миленькая сядет».[12]
Иногда это соответствует денежным обстоятельствам, иногда нет. Некоторые исследователи, объясняя природу понта, ставят знак тождества между причиной такого поведения и капиталом. Для них понт — это «способ общения в эпоху раннего капитализма» среди клиентов модных клубов, ресторанов и баров, желающих занимать первое место у стойки.[13] Такую ситуацию можно легко представить на американском Диком Западе: вокруг одна пустыня, посреди которой построен первый бар. Местоположение стульев делает его сразу же ареной демонстрации социального статуса. И тогда — в абсолютно незнакомом месте, совсем ненадолго — придумывается мимолетный жест, чтобы создать впечатление долговременной, неопровержимой важности. Все выражается в пространстве: «Во! Смотри-ка, какоооое место я тут занимаю…» — ну да, в стране бесконечных дюн, усеянных загорающими русскими утками.