А светлы были у тех князей сердца христианские!
Башня Си-Юнь-Бекина в Казанском кремле.
Современный вид
В каждую полночь народ еще и до сей поры иногда видит Си-Юнь-Бску. Смотрит она из своей башенки в окошечко бледная, худенькая! Пропало на ней все царское; по огонь летает из больших черных глаз се, и как железо звенят ее белые зубы. С нею же вместе с царицею, в иную пору, и Кощак появится, вертит он страшным богатырским мечом!..
Прежде еще думали казанцы, что придет время, когда Кощак умягчит гнев пророческий, и вот тогда помилует Си-Юнь-Бека пропавших. Башня Си-Юнь-Бекина тогда рассыплется, и взойдет луна над тою башнею, вместо солнышка. Уж не время ли это магометанского светопреставления?
ВРЕМЯ ЦАРЕЙ
Воцарение Ивана Грозного
Прежде как на Руси царей выбирали: умрет царь — сейчас же весь народ на реку идет и свечи в руках держит. Опустят эти свечи в воду, потом вынут, у кого загорится, — тот и царь?
У одного барина был крепостной человек — Иван. Подходит время царя выбирать, барин и говорит ему:
— Иван, пойдем на реку. Когда я царем стану, так тебе вольную дам, куда хочешь, туда и иди!
А Иван ему на это:
— Коли я, барин, в цари угожу, так тебе непременно голову срублю.
Пошли на реку, опустили свечи — у Ивана свеча и загорись. Стал Иван царем, вспомнил свое обещанье: барину голову срубил. Вот с той поры за это его Грозным и прозвали.
Казнь колокола
Услышал Грозный царь, в своем дарении в Москве, что в Великом Новгороде бунт. И поехал он с каменной Москвы великой и ехал путем-дорогой все больше верхом. Говорится скоро, деется тихо. Въехал он на Волховский мост; ударили в колокол у святой Софии — и пал конь его на колени от колокольного звона. И тут Грозный царь проговорил коню своему:
— Ай же ты, мой конь; не можешь ты царя держать — Грозного царя Ивана Васильевича.
Доехал он до Софийского храма и в гневе велел отрубить снасти у того колокола, и чтобы нал наземь, и казнить его уши.
— Не могут, — говорит, — скоты звона его слышать.
И казнили этот колокол в Новгороде — ныне этот колокол перелитой.
Приехал царь Грозный в Новгород
Приехал царь Грозный в Новгород, пошел к Софии к обедне. Стоит царь Иван, Богу молится; только глядит: за иконой бумага видится. Он взял ту бумагу — и распалился гневом! А ту бумагу положили по насердкам (нарочно) духовники, а какая та была бумага, — никто не знает. Как распалился Грозный царь — и велел народ рыть в Волхов. Царь Иван встал на башню, что на берегу налево, как от сада идешь на ту сторону; встал Грозный на башню, стали народ в Волхов рыть, возьмут двух, сложат спина со спиной, руки свяжут, да так в воду и бросят; как в воду, так и — на дно. Нарыли народа на двенадцать верст. Там народ остановился, нейдет дальше, нельзя Грозному народ больше рыть! Послал он посмотреть за двенадцать верст вершников (всадников), отчего мертвый народ вниз нейдет. Прискакали вершники назад, говорят царю: «Мертвый народ стеной встал». — «Как тому быть? — закричал царь. — Давай коня!» Подали царю коня; царь сел на коня и поскакал за двенадцать верст. Смотрит: мертвый народ стоит стеной, дальше нейдет. В то самое времечко стало царя огнем палить: стал огонь из земли кругом Грозного выступать. Поскакал царь Иван Васильевич прочь, огонь за ним; он скачет дальше, огонь все кругом!..
С тех пор Волхов и не замерзает на том месте, где Грозный царь народ рыл: со дна Волхова тот народ пышет… А где народ становился за двенадцать верст, там Хутынский монастырь царь поставил…
Микола Христоуродливый
Иван Васильевич Грозный.
Художник В. М. Васнецов
Царь Грозный за какую-то заслугу сделал Псков губернией, а новгородцы послали войско, — опять привести псковичей под свою волю. Только псковичи такого звону задали новгородцам, что те насилу ноги унесли. Видят новгородцы, что сила не берет, послали Грозному сказать: псковичи, мол, бунтуют. А какой тут бунт? Ну, цари, разумеется, этого не любят. Грозный распалился гневом, поехал к Пскову; не доехал Грозный царь до Пскова шесть верст, остановился он в Любятове. Прослышали псковичи, что Грозный царь пришел Псков громить и стоит в Любятовс, с полуночи зазвонили в колокола к заутрени: Бога молить, чтоб Бог укротил сердце царево. Грозный царь тогда был, заснувши, в Любятове. Как ударили в большой колокол, царь вздрогнул и проснулся. «Что такое? — говорит, — зачем такой звон?» — «Псковичи Бога молят, — говорят ему, — чтобы Бог твое царское сердце укротил». Поутру Микола Христоуродливый велел веем, всякому хозяину, поставить против своего дома столик, накрыть чистою скатертью, положить хлеб-соль и ждать царя. Попы в золотых ризах, с крестами, образами, с зажженными свечами, народ: общество, посадники пошли встречать Грозного и встретили у Петровских ворот. Только показался царь Иван Васильевич, откуда ни возьмись Микола Христоуродливый, на палочке верхом, руку подпер под бок, — прямо к царю… Кричит: «Ивашка, Ивашка! Ешь хлеб-соль, а не человечью кровь! Ешь хлеб — хлеб-соль, а не человечью кровь! Ивашка! Ивашка!» Царь спросил про пего: «Что за человек?» — «Микола Христоуродливый», — ему сказали; царь — ничего, проехал прямо в собор. А Микола Христоуродливый заехал, все на палочке верхом, заехал вперед; только царь с коня, а Микола ему: «Царь Иван Васильевич! Не побрезгуй моими хоромами, зайди ко мне хлеба-соли кушать». А у него была под колокольнею маленькая келейка. Царь пошел к нему в келью. Микола посадил царя, накрыл стол, да и положил кусок сырого мяса. «Чем ты меня потчуешь! — крикнул Грозный царь, — как ты подаешь мясо: теперь пост, да еще сырое! Разве я собака?» — «Ты хуже собаки! — крикнул на царя Микола Христоуродливый, — хуже собаки! Собака не станет есть живого человечья мяса — ты ешь! Хуже ты, царь Иван Васильевич, хуже собаки! Хуже ты, Ивашка, хуже собаки!» Царь встрепенулся, испугался и уехал из Пскова, никакого зла не сделавши!
Иван Грозный и архимандрит Корнилин
В другой раз Грозный царь был в Пскове, когда он ехал под Ригу воевать; под Ригу он ехал на Изборск и Печоры. В то время в Печорах архимандритом был преподобный Корнилий. Встречал Грозного с крестами и иконами Корнилий преподобный. Благословил царя Корнилий, да и говорит: «Позволь мне, царь, вокруг монастыря ограду сделать». — «Да велику ли ограду ты, преподобный Корнилий, сделаешь? Маленькую делай, а большой не позволю». — «Да я маленькую, — говорит Корнилий, — я маленькую: коль много захватит воловья кожа, такую и поставлю». — «Ну, такую — ставь!» — сказал, засмеявшись, царь.