Посажались солдаты на струги и лодки и отхлынули от берега.
Вдруг Волга начала бурлить, и пошли по ней валы за валом страшные. Лодки мечутся из стороны в сторону, летают, как пух…
Видит Грозный царь с берега, того и гляди, что перетопит все его воинство. И крикнул он громким голосом:
— Не дури, река, присмирей, а то худо будет!
Не унималась Волга, заволновалась пуще прежнего.
— Палача сюда подать, — крикнул царь, — вот я тебя проучу!
Пришел палач, мужчина здоровенный, и велел ему царь сечь реку кнутом, чтобы она не бунтовала против царской рати. Взял кнут палач, засучил рукава красной рубахи, разбежался да как свистнет по Волге, — вдруг кровь из воды на аршин вверх брызнула, и лег на воде кровяной рубец в палец толщиной. Тише пошли волны на реке, а царь кричит:
— Не жалей, валяй крепче!
Разбежался палач дальше прежнего и хватил сильнее, — кровь брызнула еще выше, и рубец лег толще. Волга утишилась. После третьего удара, который палач отвесил изо всей мочи, кровь махнула на три аршина, и рубец оказался пальца в три толщиной, — совсем присмирела тогда Волга.
— Довольно, — сказал Грозный царь, — вот как вас надо проучивать.
После того благополучно переправилось через реку все войско, и ни один солдатик не утонул, хотя много приняли страха. И теперь, говорят, на том месте, где была переправа, видят на Волге три кровяных рубца, особенно летним вечером, если взглянешь против солнца, когда оно закатывается за горы.
Воцарение Бориса Годунова
Собрались все российские бояре в каменной Москве и советуются о том, как, Господи, будем царя выбирать. И удумали бояре выбирать его таким положением: есть у Троицы у Сергия над воротами Спаситель и пред ним лампада: будем все проезжать чрез эти ворота, и от кого загорится свеча пред лампадой, тому и быть царем в Москве над всей землей. Так и утвердили это слово. В первый день решили с самых высоких рук пускать людей в ворота, в другой — середнего сорта людей, а в третий — и самого низкого звания. Пред кем загорится лампада против Спасителя, тому и царить в Москве.
И вот назначен день: для высших людей ехать к Троице; едет один барин с кучером своим Борисом.
— Если я, — говорит, — буду царем, тебя сделаю правою рукою — первейшим человеком, а ты, Борис, если будешь царем, куда ты меня положишь?
— Что попусту калякать, — отвечал ему конюх, — буду царем, так и скажу…
Въехали они в ворота в святую обитель к Троице, — и загорелась от них свеча в лампаде, — сама, без огня. Увидели вышние и закричали: «Господи, Бог нам царя дал!» Но раздробили, кому из двух царем быть… И решили, что по единому пускать надо.
На другой день пускали людей середнего сорта, а на третий — и самого низкого сорта. Как зашел конюх Борис в святые ворота, глаза перекрестил по рамам, и загорелась свеча в лампаде. Все закричали: «Господи, дал нам Бог царя из самого низкого сорта людей».
Стали все разъезжаться по своим местам. Приехал Борис-царь в каменну Москву и велел срубить голову тому боярину, у которого служил он в конюхах.
Царица Мария Нагая
Благословение царя матерью инокиней Марфою.
Миниатюра XVII в.
Борис Годунов, но убиении Дмитрия-царевича, мать его сослал на Белоозеро! Ей предоставил он самой выбрать место для житья в пределах Белозерских. Вот едет она по реке Шексне на лодке и слышит звон Выксинского монастыря. Звон этот так ей понравился, что она избрала себе это место для жительства. Но так как тут оказался монастырь мужской, то она поселилась поодаль сажен на двести, на горе; в церковь ходила каждый день и около своей хоромины собственными руками выкопала колодец, который и доныне называется «Царицын колодец». На месте ее кельи стоит теперь ель, а на месте монастыря — приходская церковь. Ею пожертвовал был в монастырь большой колокол с летописью ее имени, но не так давно, в 40-х годах, церковный староста поменял его на медь и слил из нес новый колокол, несравненно, конечно, худшего достоинства.
(«Древняя и новая Россия»)
Царица Марфа Ивановна
Эта царица сослана была на Выгозеро, в пределы Беломорские, в Челмужу, в Георгиевский погост… Для житья ее велено было устроить бочку трехпокойную, чтобы в одном конце держать овес, а в другом— воду, а в середине — покой для самой царицы.
А в этом Челмужском погосте был поп Ермолай — и сделал он турик с двумя днами, поверх наливал в него молоко, а в середине, между днами, передавал письма и гостинцы, посланные из Москвы.
Тын и остатки ее жилья видны были до последнего времени. Поп Ермолай с восшествием на престол Михаила Федоровича вызван был в Москву и определен по одному из Московских соборов, а роду его дана обельная грамота, которая и поныне цела, и в этой грамоте пишется о радении попа Ермолая.
Орловское городище
По преданиям, до времен Ивана Грозного за литовскими набегами до самой Орлы (Орешка) никаких поселений не было; а как Грозный стал строить много городов, то, по благословению московского митрополита Макария Богослова, в 1565 году был построен и Орел. Говорят, что при впадении реки Орлика в Оку, где теперь стоит церковь Богоявления, рос большой дуб, а на том дубе водились орлы; поэтому река назвалась Орлой, а город Орлом…
Едва город стал населяться, как наступили смуты: явились самозванцы. Самозванец Гришка Отрепьев, или Гришка-расстрижка, как зовет его народ, с королевским войском пошел на Москву и в Брянске был встречен царским войском, но царское войско вместо отпора целовало крест Гришке-расстрижке. И стало у расстрижки много войска: вес войска с двух царств: со всего царства русского и со всего королевства польского. Встал Гришка-расстрижка в Брянске и послал, как и заправские, царские указы в Москву, и в Тулу, и в Рязань, и в Калугу, и в Орловское городище; а указ написал такой: «Все знай, я (Гришка-расстрижка) — царевич Дмитрий, а Борис Годунов всех бояр, парод надул! Он — самозванец, а я — настоящий царь», и все города по всей России целовали расстрижке крест; только один город — Орловское городище — не стал целовать ему креста; для того — царский брат родной, Иван Федорович Годунов, был здесь воеводою; он и укрепил парод здешний своему брату, царю Борису Годунову. Тогда Гришка со всеми своими полками бросился на Орел и всех граждан казнил, перевешал, а которые из них остались в живых, — тех разослал по разным городам.
Григорий Отрепьев.
Гравюра XVII в.
После того Гришка пошел на Москву; в Москве он сперва-наперво всех прельстил; ну да скоро дознались до подлинного, что расстрижка точно расстрижка, а не Дмитрий-царевич; как скоро признали его Гришкой-расстрижкой, так и убили его, шельмеца, как собаку.