— Народ трудолюбивый, — не мог не сказать правды тот же ближний человек, — и недоплаты за ними никогда не бывает.
— Живите же, братцы, на доброе здоровье, — сказал царь. — О царе Петре, пожалуй, хоть не молитесь, а раба Божия в святых молитвах иногда поминайте, — тут греха нет.
О Петре Первом
Как только время свободное ему от черной работы, так он все по кабакам ходил да у мастеров выведывал об их мастерстве: научиться хотелось всему. Приходит раз в кабак, и встретил там оборванного пьянчужку; взял водки, а его не потчует.
— Ты, видно, ничего ни умеешь? — спрашивает. — Что-то больно обтрепан?
— Нет, — говорит, — умею вот такое ремесло.
— А вот эту вещь делать?
— Так вот, — говорит.
— Врешь!
— Нет, ты врешь!
Поднялся спор, и пьянчуга доказал Петру, что не врет. Петр остался этим очень доволен, потому что о мастерстве все, что надо, разузнал, и напоил мастерового в лоск.
(Д. Садовников)
Брюс
Был в свое время великий чародей Брюс. Много хитростей знал и делал он; додумался и до того, что хотел живого человека сотворить. Заперся он в отдельном доме, никого к себе не впускает, — никто не ведал, что он там делает, а он мастерил живого человека. Совсем сготовил — из цветов — тело женское; как быть, — оставалось только душу вложить, и это от его рук не отбилось бы, да на его беду — подсмотрела в щелочку жена Брюса и, как увидела свою соперницу, вышибла дверь, ворвалась в хоромы, ударила сделанную из цветов девушку, и та разрушилась.
Промашка Брюса
Я. В. Брюс — кавалер ордена
Святого апостола Андрея Первозванного
Ты вот возьми, к примеру, насыпь на стол гороха и спроси его, Брюса, сколько тут, мол, горошин? — а он только взглянет и скажет: вот сколько, и не обочтется ни одной горошиной… Да что? Он только взглянет — и скажет, сколько есть звезд на небеси!..
Такой арихметчик был Брюс, министр царский, при батюшке Петре Великом. Да мало ли еще что знал этот Брюс: он знал все травы тайные и камни чудные, составы разные из них делал, воду даже живую произвел, т. е. такую воду, что мертвого, совсем мертвого человека, живым и молодым делает…
Да пробы-то этакой никто отведать не хотел; ведь тут надо было сначала человека живого разрубить на части, а всякий думал: «Ну, как он разрубить-то разрубит, а сложить да жизнь дать опять не сумеет?» Уж сколько он там ни обещал серебра и злата, никто не взял, все боялись…
Думал Брюс, думал, и очень грустен стал; не ест, не пьет, не спит. «Что ж это, — говорит, — я воду этакую чудную произвел, и всяк ею попользоваться боится. Я им, дуракам, покажу, что тут бояться нечего».
И призвал он к себе своего слугу верного, турецкого раба пленного, и говорит: «Слуга мой верный, раб бессловесный, сослужи ты мне важную службу. Я тебя награжу по заслуге твоей. Возьми ты мой меч острый, и пойдем со мной в зеленый сад. Разруби ты меня этим мечом острым, сначала вдоль, а потом — поперек. Положи ты меня на землю, зарой навозом и поливай вот из этой скляночки три дня и три ночи, а на четвертый день откопай меня: увидишь, что будет. Да смотри, никому об этом ничего не говори».
Пошли они в сад. Раб турецкий все сделал, как ему было велено.
Вот проходит день, проходит другой. Раб поливает Брюса живой водой. Вот наступает и третий день, воды уж немного осталось. Страшно отчего-то стало рабу, а он все поливает.
Только понадобился для чего-то государю-царю министр Брюс: «Позвать его!» Ищут, бегают, ездят, спрашивают: где Брюс, где Брюс — царь требует. Никто не знает, где он. Царь приезжает за ним прямо в дом его. Спрашивают холопов, где барин. Никто не знает. «Позовите, — говорит, — ко мне раба турецкого: он должен знать».
Позвали. «Где барин твой, мой верный министр? — грозно спрашивает царь. — Говори, а не то сию минуту голову тебе снесу».
Раб затрясся, бух царю в ноги: так и так… И повел он царя в сад, раскопал навоз. Глядят: тело Брюсово уж совсем срослось и ран не видно. Он раскинул руки, как сонный, уж дышит, и румянец играет на лице. «Это нечистое дело», — сказал гневно царь. Велел снова разрубить Брюса и закопать в землю.
Эпитафия собачке
Екатерина с левреткой.
Художник В. Л. Боровиковский
Когда я приехал в Царское село, — говорит в одном месте своих мемуаров гр. Сегюр, — императрица (Екатерина II) была так добра, что сама показала мне все красоты своего великолепного загородного дворца. Светлые воды, тенистая зелень, изящные беседки, величественные здания, драгоценная мебель, комнаты, покрытые порфиром, лазоревым камнем и малахитом, все это представляло волшебное зрелище и напоминало удивленному путешественнику дворы и сады Армиды. При совершенной свободе, веселой беседе и полном отсутствии скуки и принуждения один только величественный дворец напоминал мне, что я не просто на даче у самой любезной светской женщины. Императрица свободно говорила обо всем, исключая политики. Она любила слушать рассказы, любила сама рассказывать. Если беседа случайно умолкала, то обер-шталмейстер А. А. Нарышкин своими шутками непременно вызывал на смех и остроты. Почти целое утро государыня занималась, и каждый из нас мог в это время читать, писать, гулять, — одним словом, делать, что ему угодно. Обед, за которым бывало немного блюд, был вкусен, прост, без роскоши; послеобеденное время употреблялось на игру или беседу; вечером императрица уходила довольно рано, и мы собирались у кого-нибудь из приближенных императрицы.
Однажды императрица сказала мне, что у нее умерла маленькая левретка Земира, которую она очень любила и для которой желала иметь эпитафию. Я отвечал ей, что мне невозможно воспеть Земиру, не зная ее происхождения, свойств и недостатков. — Я полагаю, что вам достаточно будет знать, — возразила императрица, — что она родилась от двух английских собак Тома и Леди, что она имела много достоинств и только иногда бывала немножко зла. Этого мне было довольно, и я исполнил желание императрицы и написал следующие стихи, которые она чрезвычайно расхвалила:
Приводим эту эпитафию в переводе: «Здесь пала Земира, и опечаленные Грации должны набросать цветов на ее могилу…»
Надпись эта и теперь еще видна, хотя неявственно, на каменной плите за пирамидальным мавзолеем, окруженная черными мраморными столбами и лиственницами. Этот пригорок в саду государыня часто посещала и здесь любила отдыхать во время своих прогулок по саду.