И была на то, для гостя заезжего, слобода приездная; и в той приездне отбирали у гостя слово по-крестному целованию и спрашивали: как-де ты по быту чаешь пожить у светлого лика князя православного?
Великое дело было — доступ к большому лицу Князя Московского: свои князья и бояре его охраняли! На город к нему ниш князья из Серпухова, из Звенигорода, берегли его князья из Можайска, суздальцы и юрьевцы… Так было верно или нет, но то было записано по речам старины дивной. Да! Старина, что диво!
После вся слобода приездная, со всеми ее приселками, поступила во власть и дань царевичей грузинских, усердных слуг государей московских. И вот приездня преобразовалась в приестню, а там — и в Пресню!
Рассказ замечательный; почти вероподобный, но кто поручится за его правду сущую? Впрочем, и при других городах есть еще слободы въездные и выездные. Это осколок с родовою обычая подсолнечного!
Подкремлевский дворец Ивана Грозного
И добр и грозен был царь-государь Иван Васильевич Грозный; любил он своих, и бегал он от своих, как от чумы, как от лихой болести! В доброе время во всех он видел людей добрых, а в злой час и не попадайся; хорошо если только отваляет дубинкой, а то как вздернет выше леса стоячего, то и болтайся на любки птицам небесным! Ну не дай бог эдакого царя кому-нибудь! Чего себе не хочешь, того и ближнему не пожелай.
В Москве он любил жить под святынею в Кремле; а там как пошли на его царском жилье сплетни да подзоры, кинул он, царь, Кремль и повел свою жизнь в хижинке на тонком месте, в ракитнике на Неглинной. Тут он сам назвал себя пустынником. Долгое время никому он не казался и никто его не видел, совсем он затворился, посыпал голову пеплом; да денно и нощно читал пред иконою Господнею молитву.
Монастырь Воздвижения близок был от царя-затворника; а он, царь, туда не ходил, — там жили люди, и этого для него было довольно: людей он поклялся не любить!
Но от болот тянулась ножка, сапожок — так в старину звались все сухие места, удобные для житья между топями или болотами, — и вот тут царь, в виду часовни св. Николая Чудотворца, построил себе хоромы. На месте хором этих теперь Горное правление — церковь Св. Николая недавно уничтожена!..
Обеды царя Федора Ивановича
Были они в трапезе Чудова монастыря раз и два на педеле. Туда приходил царь с гостями; их бывало немного. Народ видал тут князя Василия Скопина-Шуйского, сильных бояр Годуновых, окольничих Ивана Сабурова и князя Дмитрия Елецкого. Жен на эту трапезу не приглашали. И трапеза царская была постна и почти безмолвна. Обед начинался тотчас после литургии с молитвою; вставали из-за столов ровно в полдень и с молитвою ж. Царю Федору очень нравились такие обеды в палате благословенной!..
Не знаю, кто теперь укажет нам эту благословенную палату. Тут Борис Годунов молчал вместе с другими; по сам с собою говорил очень громко и — заготовлял для себя обеды в Тайнинском. Любопытна эта чудовская трапеза — она последний пир потомству Рюрика!
Возок царя Василия Иоанновича Шуйского
Василий Шуйский.
Из «Титулярника» 1672 г.
В рукописном житии св. праведного Иринарха Ростовского чудотворца, между прочим, упомянуто: «И повел он, Царь, дать возок свой (св. Ирипарху) и конюха, и проводите его до монастыря Борисоглебского. И старец ядый хлеба у данного Болярина: и всего пребысть на Москве часов двадцать, поехал с Москвы и прибыв в монастырь ко Св. Страстотерпцам и вниде в келию свою. И пребывая в святом труде, отпусти конюха и возок к Москве».
Жили старики ростовские и толковали, что возок Шуйского был немецкий, весь покрытый кровлею, побоку со стеклами и с дверью, и что крашен он был, тот возок, узорочно и с позолотою; но что в возке царском, как наживалось, езда было только по зиме, а на летнее время под тот под возок колее ставить не приходилось.
Известно, что первая колесница, присланная в подарок супруге Карла VII, короля французского, была сделана для нее по указу Владислава, короля венгерского и богемского; следовательно, это было изобретение весьма к нам близкое, а потому нет в том и мудрости, что наши цари, а может быть и великие князья, езжали (когда им было нужно) в возках и колесницах прежде еще королей французских!
Самозванец Димитрий, если верить народным преданиям, также имел в своих народных выездах возки и колесницы: при его дворе замечалось много мастеровых иностранцев.
Впоследствии времени русский народ смеялся над возками и в насмешку называл их погаными курятниками.
Курьи ножки
Устроилась, при московских царях, поварня, и много было поваров при той при поварне: и отвели тем поварам место на слободу, а назвали ту слободу поварскою. Много было у той поварской хозяйского приюта! Юн был царь Михаил Федорович, а знал он царский порядок. Не живали до пего, с его порядком, князья и цари московские! В особую статью поставил он поваров, хлебню; особый же приют дал он слугам столовым, скатертникам, молочникам, коровникам, птичникам; и завел он тут большой куриный двор. А стоял тот двор у часовни Никольской, огорожен он был тыном узорочно, и наживались в нем куры голландки; и не редкость там были петухи гилянские. Не говорят, однако же, наши старики о курах индейских: знать, что их вели в другом месте.
Напорядке тоже, было ссор и всяких дрязг у пристального парода: и просили они царя о рассуде не одиножды. Иной говорил: у меня-де огорода нет; тот хлопотал о дровах; кто о шубе; кто о рубашке! Просто еще наше было государство: всякая мелочь шла прямо к царю!
И вот царь сам изволил слушать и судить эту всякую мелочь. Обычай? Он и теперь еще ведется у старинных людей русских. Помогай Бог хозяину — все до него идет!
И вот, правда или нет, за что куплено, за то и продажа. Жаловались повара царю, что мал-де наш погост на кладбище, что у всех-де других буйвища широкие и есть где о родителях и повыть, и поплакать. Призадумался на ту просьбу царь-государь и скорой речи поварам не дал. А как пошел слух, что у поваров будет-де шум со слободскими, промолвил царь: как быть!
Скоро пришли повара и в другой раз на двор царский, и говорили старики царю: «Государь! Ты наш царь-отец милосердный. Смилуйся! А чем-де лучше нас кречетники да конюшие; по ведь богаты они раздольем в буйвище! У нас только, грешных, теснота родителям!»
И отвечал им государь: «Знаю; да где ж я отведу вам буйвище, того и сам не ведаю»? Ласково это было слово царское, смело повара опять поклонились царю до земли и указали на Николину часовню, при дворе курином. Не малую-де ножку та часовня занимает; а ножка-де та лежит в пусте; ни у конюших, ни у Кречетников она не в уборе. — Дело! — вымолвил государь, — в пусте земля ничья; живет она людскими руками. И пожаловал тут он поварам грамоту на Николино кладбище и, с тем же вместе, при курином дворе, две от того двора ножки. И вот с той поры прослыло то урочище на курьих ножках.