Сорок два кандидата в шпионы по всему Санкт-Петербургскому ополчению. Бездетные сироты с чистой биографией и проблемами со зрением. По теории Гутмана, связанные между собою телепатически. По той же теории, связанные телепатически с квартирьерами-муравьями.
Вопрос в том, на какое расстояние распространяется телепатическая связь. И еще в том, сколько вражеских разведчиков не выявлено. Если, конечно, они существуют на самом деле, а не только в воображении Гутмана. И, наконец, в том, сколько из этих сорока двух ни в чем не виновны.
Последний вопрос, впрочем, был лишь этическим. Жизнями нескольких невиновных придется пожертвовать. В глубине души Жихарев понимал, что придется пожертвовать жизнями, даже если невиновны все сорок два.
– Ну что, уфолог, – обернулся к Гутману генерал, когда минутная стрелка часов встала вертикально. – Сейчас их берут. Если…
– Товарищ генерал! – прервал выросший в дверях ординарец. – Восьмой на связи.
– Соединяйте.
– Восьмой Первому. Объект восемь задержан. Сопротивления не оказал.
– Тридцать седьмой на связи, товарищ генерал!
– Тридцать седьмой Первому. Объект тридцать семь при задержании открыл огонь. Убит в перестрелке.
– Шестнадцатый Первому. Объект шестнадцать при попытке задержания покончил с собой.
– Двадцать пятый Первому. Объект двадцать пять задержан.
– Одиннадцатый Первому…
– Приготовились, – коротко бросил Старков. – Приказ – задержать находящегося в здании штаба комполка Луценко. Оружие изъять. При оказании сопротивления – расстрелять. Все поняли?
– Ни себе хрена, – присвистнул за спиной у Степки Корефан. – С каких это дел?
– Приказ командующего ополчением. Еще вопросы? Нет? Готовность двадцать секунд. Десять. Пошли!
Старков, выдернув из кобуры пистолет, размашисто зашагал к штабу. Четверо ополченцев, подсвечивая путь фонарями, нестройно двинулись за ним. Они преодолели половину расстояния от опушки чахлого перелеска до штабной избы, когда входная дверь в нее распахнулась.
Полковник Луценко в распахнутой на груди шинели вымахнул на крыльцо. На секунду замер в луче вскинутого Старковым фонаря и прыжком ушел в сторону.
– Стоять! – крикнул Старков. – Вы задержаны!
Вместо ответа полковник выстрелил. Рядом со Степкой схватился за горло и упал навзничь рядовой Семенов.
– Огонь! – рявкнул Старков и выпалил на звук.
Корефан сорвал с плеча АКМ, дал от живота в темноту очередь.
– Уходит! Уходит! – услышал растерявшийся Степка. – За ним! Уходит же!
Через пять минут бледный и враз осунувшийся капитан Старков связался со ставкой.
– Двадцать девятый первому, – сказал он обреченно в трубку радиотелефона. – Объект двадцать девять при попытке задержания скрылся. Полк поднят по тревоге.
– Фамилия, имя, возраст, воинское звание, должность.
Арестованный сглотнул слюну. Эти вопросы за те три дня, что провел под стражей, задавали ему раз в десятый.
– Штырев Иван Александрович, шестьдесят седьмого года рождения, майор запаса, ныне заместитель комполка по тылу. На каком основании я арестован?
– Вот что, Штырев, – генерал Жихарев привстал из-за стола. – Жить хотите?
– Послушайте, – арестованный вскинул голову, затем усмехнулся. Черная повязка на левом глазу делала его похожим на старого, видавшего виды пирата. – Что вам от меня нужно?
– Вы не понимаете что?
– Не понимаю.
– Ладно, – Жихарев поднялся, заложив руки за спину, заходил по кабинету. – Я предлагаю вам рассказать о себе все. В обмен на мое честное слово сохранить вам жизнь.
– Мне нечего больше рассказывать. Вы делаете ошибку, генерал. Я не знаю, в чем меня подозревают. Или вы считаете преступлением, что я потерял глаз в автомобильной аварии?
– Это не преступление. Это, если вы тот, за кого себя выдаете, ваше несчастье. А если не тот… свойство или признак. И в этом случае вы слишком опасны. Увы, – генерал обернулся к конвоирам у входа. – Расстрелять!
– Чикин где? – капитан Старков растолкал наладившегося подремать Корепанова.
– А хрен его знает, – Корефан зевнул, – гражданин начальник.
– Что, по уставу ответить невмоготу?
Корефан вновь зевнул:
– В гробу я видал тот устав, начальник. Какого я тут сижу?
– Что значит «какого»?
– Какого хрена.
Старков сплюнул в сердцах. Разведрота уже третьи сутки охраняла подходы с тыла к нейтральной полосе. Зачем нужно их охранять, не понимал никто. Ополченцы бранились и нелестно высказывались о начальстве. Стучали зубами от холода на постах, спасались самогонной водкой и норовили дать храпака. Однако до самоволок пока не доходило. И вот, пожалуйста.