— Я не уверена, что… — замялась Либерти, опасаясь, что Беверли ее изуродует. Ей самой ее густые брови нравились, они придавали изюминку ее лицу — так считала Либерти.
— Не спорь, сестренка, сама увидишь, — перебила Беверли. — Сделаю бесплатно, так что идем.
— Ну, ладно, — уступила Либерти и встала. Почему бы нет? В конце концов, терять нечего — кроме бровей. К тому же Деймон Доннел с час назад отбыл, так что самое важное событие уже состоялось.
Они прошли в гримерную, где Беверли усадила ее в кресло, накинула на плечи полотенце и сказала:
— Наверняка тебе это сто раз говорили. А теперь и я скажу.
У тебя прелестная мордашка, великолепно вылепленная. Никогда не думала поработать моделью?
— Да нет… — ответила Либерти, разглядывая себя в зеркало. — Меня работа модели не привлекает. Я певица.
— И работа есть? — уточнила Беверли.
— Да, — вздохнула Либерти. — Работа официантки.
— А ты хоть отдаешь себе отчет, что с такой внешностью ты могла бы зашибать бешеные бабки?
— Правда?
— А то! — Беверли отступила на шаг, изучая лицо Либерти. — Если хочешь, могу свести тебя с агентом, а?
Что за чудный день! Сперва Деймон, теперь это. Дела определенно идут на лад.
— С чего вдруг вы ко мне так добры? — не удержалась она.
— С того, что я через все это сама прошла. И официанткой тоже работала, — пояснила Беверли. — Да уж… И отлично знаю, каково это — когда с тобой обращаются так, словно тебя не существует.
— Вы все понимаете, — сказала Либерти, дивясь на эту женщину в сногсшибательном костюме от Армани.
— Я ведь как гримером стала? Мне тоже кто-то помог, — продолжала Беверли. — Так что… когда могу — всегда стараюсь помогать.
— Но вы такая красивая! — проговорила Либерти. — Почему вы сами-то не модель?
— Мне нравится моя работа, — ответила та. — Меня все устраивает. К тому же стара я уже моделью быть. Мне скоро тридцать.
— Много!
— Для модельного бизнеса — очень много. — Беверли кивнула. — Там таких называют динозаврами.
— Кого, например?
— Синди Кроуфорд, Линду Эвангелисту, — небрежно бросила Беверли. — Всех, кому за тридцать.
— Вот это да!
— Так что скажешь? Не хочешь попробовать? Заработать настоящие деньги? У Уитни Хьюстон так и получилось: она сначала стала преуспевающей моделью, а уж потом певицей.
— Может, поймать вас на слове? — неуверенно произнесла Либерти.
— Обязательно! — поддержала Беверли, доставая смертоносный пинцет. — А теперь сиди спокойно, не шевелись, сейчас мы с твоими бровками разберемся.
Либерти со страхом поняла, что отказываться поздно.
— Откинь голову назад и расслабься, — приободрила ее Беверли.
— А больно не будет?
— Немножко, может, и будет. — Беверли стала выщипывать волоски.
— Ой! — закричала Либерти, чуть не выпрыгнув из кресла. — Больно!
— А ты как думала? — небрежно отозвалась Беверли. — Красота требует жертв. Сама никогда не выщипывала?
— Нет, — скривилась Либерти.
— Оно и видно. У тебя тут прямо заросли.
— Ой!
— Можно было бы использовать воск, это не так больно, но у меня с собой ничего нет.
— Боль я могу терпеть, — проговорила Либерти, стиснув зубы, — если хорошо получится.
— Страдай, девочка. Можешь мне поверить, бразильская эпиляция намного хуже.
— А это что такое?
— Э, да ты, я вижу, совсем зеленая.
Либерти закрыла глаза и стала представлять себе возможный результат. Синди вечно роется в журналах мод и тычет ей в нос старые фотографии Мадонны и Дженнифер Лопес. Когда-то у обеих были очень густые брови, а теперь обе выглядят намного интереснее. Может, их успех связан с бровями?
Да, точно!
— Как, по-вашему, продвигаются съемки клипа? — спросила она, чтобы отвлечься от болезненной процедуры.
— Да грохоту больно много. К этому стилю надо привыкнуть.
— А вы с этим Джимми знакомы?
— Я их всех знаю, — ответила Беверли. — Чай, в одних клубах тусуемся.
— Интересно, наверное, все время со звездами?
— Да, Джимми крутой парень. Сейчас он на подъеме — если не профукает свой шанс.
— Мне его музыка нравится, а слова — нет. — Либерти вроде бы притерпелась к боли. — Я мистеру Доннелу так и сказала.
Беверли замерла.
— Ты так и сказала Деймону, что слова тебе не нравятся? — переспросила она изумленно.
— А что? — невинно спросила Либерти. — Не надо было?
Беверли рассмеялась и помотала головой.
— Мистеру Деймону никто не высказывает своего мнения. Он же царь и бог.
— Ну, — беспечно проговорила Либерти, — он меня сам спросил.
— Да?
— Я сказала, что музыка мне нравится, а стихи чересчур сексистские. Как и клип. Надо было такое придумать, чтобы девушки трясли перед камерой телесами? Как это понимать?
— Именно этого хочет публика, — заметила Беверли. — После таких откровенных клипов диски на «ура» расходятся.
— Тем хуже!
Беверли продолжила колдовать над бровями.
— А ты чем хочешь народ удивить?
— Я исполняю свои песни. Ну, как…
— Как кто? Дайана Кролл?
— Нет, она джаз поет. И вообще, я не люблю аналогий. У меня мама была певица, — грустно добавила она, припомнив старые времена, когда Дайан еще выступала. — Я, можно сказать, выросла среди музыкантов. Я была помешана на Шаде.
— А-а, «Ловелас» — это классика, — согласилась Беверли. — Ты тоже в таком ключе?
— И да, и нет. Надеюсь все же, что я никого не повторяю. Я Деймону сказала… Я могу называть его Деймоном?
— Не знаю, — ухмыльнулась Беверли. — Сама-то как считаешь? Можешь?
— А почему нет?
— Долго ты с ним разговаривала?
— Достаточно долго, чтобы он успел дать мне визитку и предложил привезти ему кассету с записью.
— Ты там поосторожнее, — предостерегла Беверли. — У них у всех одно на уме. Известно что. Пусть он царь и бог, но в глубине души такой же кобель, как все мужики.
— Это я понимаю, — сказала Либерти. — Но он ведь женат, кажется?
— Да, женат. Женатее не бывает. А его старая карга… Не советую тебе с ней связываться! Ни в коем случае!
— Не собираюсь.
— Ташмир — настоящая хищница, — предупредила Беверли. — Если она тебя застукает со своим мужиком, то вышибет из тебя душу восьмисотдолларовыми шпильками. Я серьезно говорю!
Сразу как объявили перерыв, Синди подхватила подругу под руку и потащила к столу с закусками.
— Умираю с голоду, — пожаловалась она и набила рот чип-» сами, запивая кока-колой из банки. — У меня от этих танцев уже ноги подкашиваются.
— У тебя отлично получается, — похвалила Либерти. — Смотришься намного лучше остальных. Из всех них ты самая соблазнительная.
— А большая у меня задница? — спросила Синди, продолжая налегать на чипсы. — Огромная? Или ничего?
— Говорю тебе, это то, что нужно. Операторы и осветители слюной изошли.
— Еще бы, — согласилась Синди и взяла себе печенье. — Эй, а с тобой-то что случилось? Ты какая-то не такая.
— Беверли мне брови выщипала. Нравится?
— Небо и земля! Так намного лучше, — сказала Синди, жуя печенье. — Может, и мне сделать? Как думаешь?
— Забудь про брови, у меня другие новости есть, — перебила Либерти и поведала Синди о своем разговоре с Деймоном.
— Вот это да! — Синди разинула рот. — Я так и знала, что это будет знаменательный день.
— Да… — мечтательно проговорила Либерти. — Он был без своих дурацких очков. И знаешь — у него такие красивые глаза! Такие проникновенные и одновременно сексуальные.
— Что?
— Что слышала.
— Вот те на! — Синди ни на секунду не переставала жевать. — Я что-то не врубаюсь. Он же женат, забыла? А у нас с тобой железное правило: к женатым на пушечный выстрел не подходить.
— Я же не в этом смысле. Просто у него очень выразительные глаза. Будто он тебя насквозь видит. Ну, ты понимаешь… такой пронзительный взгляд.