«Милостивый Государь Алексей Михайлович.
Очерк Ваш „Бобка“ <sic!>, присланный мне Вашим товарищем Б. Савинковым, я прочел. Для журнала он не подходит уже по своей миниатюрности. Написан очерк литературно, но это как будто запись слов и движений одного ребенка, не переработанная в художественный типический образ.
Всего хорошего. Вл. Короленко» [359].
Миниатюрность, сюжетная непритязательность, а главное — специфическая «детскость», наивная непосредственность иных повествовательных произведений Ремизова, не отвечавшие строгим требованиям общественного предназначения литературы, зачастую были не менее серьезным камнем преткновения, чем усложненная образная ткань, композиционная хаотичность («тарабарщина», по юмористическому определению самого Ремизова[360]) и нарочитое сгущение эмоциональных красок, характерные для его «лирических» опытов. Настроения отчаяния, которые преобладали, в частности, в прозаической поэме Ремизова «В плену», отразившей опыт его тюремной и поднадзорной жизни, вызвали резкое неприятие М. Горького: «Произведение Ваше я внимательно прочитал. <…> Похоже на истерические вопли, и не думаю, чтобы способствовало оно подъему духа человеческого на должную, для борьбы за жизнь, высоту»[361]. Ни «наивные», ни исхищренные на типично «декадентский» лад произведения Ремизова не могли найти себе понимания и одобрения в среде писателей-реалистов, к которой начинающий писатель поначалу готов был примкнуть: «наивные» рассказы были неинтересны, «декадентские» экзерсисы — неприемлемы. Позднее Ремизов заключал (в книге «Петербургский буерак»): «Старшее поколение писателей: Короленко, Горький, Леонид Андреев, Бунин, Куприн, Серафимович и другие прославленные относились к моему отрицательно»[362]. Признания своих творческих опытов Ремизов с большим основанием мог ожидать в кругу издательства «Скорпион», с которым пытался наладить связь еще до своего приезда в Москву в ноябре 1902 г.: первое письмо Брюсова к Ремизову, направленное в Вологду в середине сентября 1902 г., предшествовало их личному знакомству и содержало ответ на просьбы о книгах и оттисках статей.
Свою первую встречу с Брюсовым 1 ноября 1902 г. Ремизов в подробностях охарактеризовал в этот же день в письме к П. Е. Щеголеву. Письмо это любопытно, в частности, тем, что Ремизов воспроизвел в нем в лаконичной форме некоторые суждения, высказанные Брюсовым в беседе:
«Видел Брюсова.
Смуглый с черными сливающимися бровями, довольно тонкий с черной круглой бородой, в черном сюртуке и черном галстуке.
Застенчив, когда говорит, кажется, слова раздвигают красные губы.
Пришел в 12 ч., принял в своем кабинете вроде Вашей комнаты у Подосенова; аккуратно расставлены книги по полкам, висит портрет Тютчева, на столе Вл. Соловьев и листы „Будем как солнце“.
Очень удивился просьбе прислать сочинения по литературе. Специалистом не считает себя, писал, изучая интересующие его литерат<урные> явления.
Сейчас готовит книгу, которая ничего не имеет общего с „Рус<скими> символистами“ (вып. I и II), которых он пережил.
„Я и Бальмонт“ — эта фраза очень часто повторялась у него, особенно по поводу критики новейшей рус<ской> поэзии.
Миропольский (Березин) — не так чтобы очень важный, Добролюбов — подвижник (на поруках у матери в Петер<бурге>), Ф. Сологуб — застыл.
Об остальных не расспросил, пойду в среду вечером, специально для разговора.
„Новый путь“ набраны первые листы, в январе выйдет, религиоз<но>-литер<атурный> журнал, Мережковского.
Бальм<онта> и Брюсова „допускают“ к Ясенскому в его „очень посредственный“ журнал „Ежемес<ячное> Обозрение“ и т. д. <…>
P. S. Показывал Брюсов обложку для „Будем как солнце“. Да-да — меня очень порадовало, что у него такое отношение к внешности.
Очень жаль, что в Москве у нас не было знакомых, оказывается, переводы из „Serres chaudes“ нужны были Минскому, и он долго не мог достать их»[363].
Через Брюсова Ремизов познакомился с другими представителями издательства «Скорпион»; поощренный Брюсовым, он направил свои рукописи в журнал «Новый Путь», где в 1903 г. часть из них была напечатана: цикл «На этапе» (№ 3) и рассказ «Медведюшка» (№ 6), — в годовом обзоре русской литературы для журнала «The Athenaeum» Брюсов отметил эти публикации в числе «удачных выступлений»[364]. Свои переводы стихотворений М. Метерлинка из книги «Теплицы» («Serres chaudes»), о которых Ремизов упоминает в письме к Щеголеву, ему также удалось опубликовать[365]. После московских встреч с Брюсовым и его литературными соратниками в ноябре 1902 г. Ремизов вполне уже мог считать себя приобщенным к «скорпионовской» группе авторов.
359
РНБ. Ф. 634. Ед. хр. 249. Л. 3. Ср. запись о том же произведении в редакторской книге В. Г. Короленко: «Написано Савинкову. Ответ автору 5 сент<ября>. (Прислано Б. Савинковым). Не будет напечатано. Литературно, но производит впечатление „записи“ слов и движений ребенка, без переработки и обобщения в типических образах. Миниатюра» (РГБ. Ф. 135. Разд. I. Карт. 21. Ед. хр. 1329. Л. 136 об. Текст любезно сообщен М. Г. Петровой).
361
Письмо к А. М. Ремизову от 17 или 21 мая 1902 г. //
363
ИРЛИ. Ф. 627. Оп. 4. Ед. хр. 1581; ср.: Письма А. М. Ремизова к П. Е. Щеголеву. Ч. I. Вологда (1902–1903) / Вступ. статья, подгот. текстов и коммент. А. М. Грачевой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1995 год. СПб., 1999. С. 145. «Ежемесячное Обозрение» — журнал И. И. Ясинского «Ежемесячные Сочинения».
364
365
Ремизов предложил H. М. Минскому в письме от 10 февраля 1903 г. (ИРЛИ. Ф. 39. Ед. хр. 322) переводы семи стихотворений Метерлинка из «Теплиц» и выслал их ему 21 февраля. Предполагалось, что переводы будут напечатаны в «Новом Пути», однако Минский сообщил Ремизову 1 марта 1903 г., что «редакция „Нового Пути“ боится печатать эти стихи, чтобы не дать критике слишком зоркую мишень для нападок» (РНБ. Ф. 634. Ед. хр. 249. Л. 38). Ремизовские переводы стихотворений Метерлинка («Госпиталь», «Душа», «Стеклянные колпаки», «Теплица») были опубликованы в 6-м выпуске Сочинений Метерлинка, выходивших в 1903 г. в виде приложения к петербургскому журналу «Звезда» (С. 142–146). В архиве Минского сохранились автографы ремизовских переводов из Метерлинка с правкой Минского; кроме указанных выше имеется также перевод стихотворения «Водолазный колокол» (ИРЛИ. Ф. 39. Ед. хр. 1135).