Ю. П. Миролюбов
РУССКИЕ СКАЗАНИЯ
Художник М. Курхули
© ООО «Издательство «Вече», 2014
НОВОГОДИЕ
Как мы указывали в предыдущей книге «Русский языческий фольклор», многие обычаи старины имеют в себе языческое основание. Однако к Первой мировой войне уже образовались обычаи чисто православные, так что если были языческие обычаи, перекрытые православным содержанием, возникли и православные обычаи, на которых оказался как бы языческий налет благодаря старине. Таково, например, Новогодие. Для удобства мы будем разбирать в этой книге лишь его православную сторону. Добавим к сказанному, что займемся лишь тем, о чем не говорится в трудах других исследователей фольклора. Прежде всего возникает образ Св. Мелании, римлянки, которой народная легенда приписывает большую любовь к бедным. Она празднуется 31 декабря и потому связана с Новым Годом. По южнорусским Колядкам, она дочь Святого Василия (вероятно, Велеса). Утром 1 января дети бегают до зари по домам, бросают зерном в иконы и поют песни:
То обстоятельство, что эти песни надо петь до зари, указывает на некоторое ведическое нечто, лежащее в основе акта пения, но самая песня уже православная. Легенда говорит, что Святой Василий Блаженный запер двери (вероятно, Года!) и что Мелания просит их открыть, чтоб вареники варить и ими кормить всех бедных. В этот день пища постная, то есть разрешаются лишь молочные продукты: молоко, масло, вареники с творогом и сметаной и простокваша. В эти же дни готовили ватрушки с творогом, хлебцы с тмином и ванилью, всхожалые блины на гречневой муке, жареную рыбу с грибами, кутью с медом и взвар на вишнях, яблоках, сливах и грушах с изюмом. Вишни были обязательны, как указание на Вышнего Бога.
Новогодние Колядки заканчивались поздравлениями хозяину с хозяйкой и пожеланиями добра, пшеницы, жита и всякой пашницы: проса, ячменя и овощей.
В ночь под Новый Год обычно в снегах умирает Старый Год. Он лежит в гробу, занесенном снегом, на лбу его — венчик со словами: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!» В руках у него зажженная свеча, а на крышке гроба хлеб, покрытый рушником с вышитыми на нем розами. Лежит он во тьме ночной, и видно, как горят свечи, воткнутые в снег, в виде круга кругом него. Этот круг — символ Солнца, обещанного Весной, которая придет с Новым Годом. Ночью по дорогам проезжает Зимний Никола, увозящий запоздавшую Филипповку, по дороге он же подбирает Меланию и Святого Василия Великого, ее отца. В поле они натыкаются на Старый Год, лежащий в гробу и занесенный снегом. Их догоняет молодецкий Новый Год на тройке коней, а впереди него на резных санях уезжает Декабрь, но так, что Новый Год его догнать не может. Декабрь по дороге, круто завернув, вываливается из саней. Святой Никола помогает ему выбраться на дорогу. Только Декабрь умчался, как налетает Нов-Год: «А батька как?» — «Помер, в сугробах видали». «Ну, плакать не станем! — смеется тот. — Некогда. В Сильвестровку спешить надо». Но и сам Никола со спутниками тоже едет в Сильвестровку. А там, слышно, уж колокол на венец лета гудит.
Декабрь в легендах изображается в шапке, тулупе, волчьих сапогах, варежках, башлыке с позументом. Сани у него резные, с каждого боку по русалке вырезано с рыбьим хвостом. Лошади-звери летят быстро, искры из-под копыт сыплются. Декабрь зовут Декабрем-батюшкой, и вид у него как у боярина русского, даром что сам коньми правит. Знатен он и ни с кем зря не разговаривает, на постоялом выпивает «по малой» и мчит дальше: надо везде поспеть, «во все концы Руси агромадной». В санях у него сено, образ лета, и солома, образ жатвы, а на козлах сноп стоит. Из предыдущей книги мы знаем, что сноп — образ Бога-Отца. За санями же колесо привязано, символ Коляды. На колесе крест прикреплен, как раз на втулке, что значит, что Коло Времян уже кресту посвящено. Но Колесо-Коло все-таки прежнее и по значению языческое. Коло значит солнце, а колесо означает сухие дороги, весну, тепло. Итак, Декабрь несет с собой знаки возрождения в Новом Году, обещание Пасхи, светлого праздника, Велик-дня, радости и ликования. И хруст саней у него особенный, в нем шелест травы слышится. Хоть то и сено, солома, но шелест — признак весны и лета. Обещание, таким образом, весьма важное. И по легенде же, в санях у него, в бочонке, брага зимняя, горшок с кутьей и другой со взваром. Под облучком саней — пироги, хлеб, завернутый в полотенце, соль и крынка меду. Все эти яства — древнее брашно. Таким образом, Декабрь везет с собой как бы родной обычай, Коло, все верования и обряды.
Старая Филигаювка жалуется Николе-Милостивцу: «Дети родные из дому прогнали! Кирик не слушается, Улиту хочет взять!» В Антоновке говорили: «Филигаювка жалуется на Новый Год, что хочет на Улите жениться, дочке Кириковой». Ясно, что Новый Год, а с другой стороны, Кирик — одно и то же лицо, символизирующее Новое Время. Сам Никола-Милостивец — тот же Сивый, уезжающий после Колядина дня, но уже приобретший православный вид. Уезжающий Сивый Зиму увозит. После него будут другие ОБРАЗЫ проходящей Зимы. Однако Декабрь везет Коло, и это одна из важнейших подробностей его отъезда. Показав везде привязанное к саням Коло, Декабрь-батюшка, таким образом, везде же объявил, что Зима уйдет и что настанет снова время, когда по дороге поедут телеги. Но так как телега есть образ телеги Хороса-Яро, Ладо-Купалы, то, таким образом, показав Колесо, Декабрь как бы говорит, что Коло-Солнце согревает застуженную Зимой землю. Телега же есть символ урожая, снопов, значит и Снопа-Пращура, Бога-Отца.
Только Январь проскакал по снежным дорогам, как петушок пропел зарей об удлинившемся на шерстину дне, значит о рождении света. Сам тропарь Рождества говорит: «…и Тебе ведети с высоты Востока… возсия мирови свет разума». Свет — День, Солнце, разум с Востока, то есть Солнце же. Христианство — солнечное верование, и потому Рождество — праздник света и тепла. Крещение — схождение света и тепла в воду, значит таяние снегов и льдов и возрождение жизни в воде. Креститься надо водой. У древних славян вода — непременное условие молитвы, имевшей смысл религиозного омовения, или очищения. Оно же сопровождалось раскаянием, или покаянием. Так что христианство лишь уточнило вид и смысл таинств, уже бывших в зачатке у язычников.
Крещение водой зимой равносильно крещению огнем, ибо в очищении огнем был тот же самый смысл у древних, что в крещении водой у современников. Вода зимой как огонь студена. Принять крещенскую купель — погрузиться в эту воду. Немногие решались на это, но кто решался, был окружен уважением и почестями.
После Крещения, «стоявшего в токах накануне», в виде иконы, образа, виденного набожными людьми, был Мясоед, то есть время, когда можно есть мясо. И вот близка Маслена, и Мясоед, толстый, здоровый мужик, уходит, оставляя место Масленой-боярыне.
Маслена, конечно, фигура чисто языческая, но уже Мясоед и Пост — фигуры христианские, символизирующие разные времена. Пост — длинный, худой, согбенный старец, идущий в церковь, на зов малого колокола. Он тяжело дышит, останавливается, сокрушается в грехах и смотрит, как тают снега.
Он опирается на вишневую палку, вырезанную в саду, во славу Вышнего, и тяжело двигается снова в путь. Как ветхий Адам, идет он по сугробам ноздреватого, талого снега, почерневшего по краям. Солнце ярко светит в синем небе, птички поют, жаворонки заливаются. Старец смотрит полуслепыми глазами, шепчет: «Вот, и заворонков выпекали! Весна! Грехи наши тяжкие!» Беззубый рот его еле двигается, слова вылетают с трудом, косноязычный старец машет рукой, как бы говоря: «Ох-хо-хо! Все равно!» И правда, нет ему в жизни прелести. О смерти думать надо! И в церкви темное облегчение, ладан и грустный напев, воспоминания о грехах, мольбы о прощении. Но природа уже воскресла! Раскрылись сережки на березах, раскрываются на вербах, растет зеленая муравка на холмах с юга, цветут золотые петушки, синие пролески и лиловые фиалки. В садах гул пчелиный. Небо полно золотых лучей. Цветут абрикосы-«жардели». Останавливается старец, чтоб взглянуть на всю красоту Божьего мира. Земля томится в полдень. Синий пар идет от полей и дорог. Близка дружная весна. Вишни в белой кипени цветов. Вот еще день-два — и зацветет все в мире. И правда, Вербная неделя подошла, а в понедельник и сам Пост без кожуха вышел, в одной скопидомке, и то жарко ему на солнце, расстегнул воротник, жмурится, крестит беззубый рот: «Благодать какая! Прости, Господи, грехам нашим…» А сады в зелени и цветах, дрожат от пчелиного гула, как от пения. И скворцы свищут, ласточки стрекочут, прилетели, черкают небесную синь тонким крылом. Пост вдвое согнулся, бредет в церковь, к Плащанице. Доживет ли до Светла дня? Того и гляди, на косточки рассыплется. Упадет от ветра, и подобрать нечего будет. На неделе еда — жареная картошка, лук, хлеб и сушеные грибы. На обед — квас с луком, хлебом и подсолнечным маслом. Вечером — картошка с луком и хлебом. А на Страстной день-деньской ничего, а вечером лишь кусок хлеба да кружка квасу. В среду, четверг и пятницу — голодные дни. В субботу после обедни — хлеб, квас, лук и картошка. Страстная — голодная неделя! А в дому бабы куличи пекут, свинину жарят, яйца красят, сырную пасху делают. За столом же все постное, скудное, только и радости, что лук зеленый. И так до самой Пасхи.