Так, на Руси никто не голодал зимой, и, если собранного хлеба не хватало, никто никогда не отказывал вдове в мешке зерна или муки. Для этого ей надо было обратиться к соседу. Если же случалось, что кто-либо пожадничал и отказал, так об этом знала вся деревня, и тогда такому человеку житья не было. Вообще же люди отличались сердечностью по отношению друг к другу и в помощи не отказывали. Иной раз видно было, что телега бог знает из какой глуши, дали приехала и что баба на ней никому неведомая, но и той все старались пособить, поднять мешок, подать. Если же на такой телеге был мужик, тогда — другое дело. Лентяя гнали вон, срамили и стыдили, что таким делом занимается, «вдовий хлеб ест!» Подростков до двенадцати-тринадцати лет терпели, но не старше, ибо уже мальчуган в пятнадцать лет сам должен был себе на хлеб зарабатывать, а не шастать по стерням. И в работе тоже сиротам не отказывали, айв семье принимали: «Пускай Божий кусок хлеба ест!» В Антовке этот вдовий урожай и обмолот назывался Христова молотьба. Видимо, при этом подразумевалось событие, описанное в Евангелии, когда Христос в субботу шел полями и, разминая колосья руками, ел зерно. Как мы уже сказали, многие вдовы просто разминали колосья руками и таким образом отделяли зерно от мякины. В древние же времена мякина называлась полова. После сбора колосьев на поля пускают коров, которые подбирают растущую здесь и там траву, а затем стерни перепахивают под озимь и иногда оставляют под пар. Религиозное отношение к стерне видно хотя бы из легенды: «Шел Иван на стерню, а там Богородица ходит, колоски для бедных собирает! Поклонился Ей Иван, а Она и говорит: «Спасибо тебе, Иване, не пожадничал и бедным оставил!» Кончая сбор снопов, крестьянин крестился, говоря: «Остальное Богу, нашему Отцу! Христу Господу и Его Святой Богородице!» И не глядел назад, хотя бы там еще снопов пять лежало, которые лишь связать и подобрать».
В Юрьевке вдовий урожай назывался Княжиной. Вероятно, в древние времена давали десятину от снопов Князю. Всякий десятый сноп шел в уплату Княжины. Однако сам Сноп, образ Бога-Отца, тоже иногда назывался Князем.
ОСЕННЯЯ ЭЛЕГИЯ
ОСЕННЕЕ ПРИНОШЕНИЕ
Был в Антоновке обычай: к осени, когда все обмолотились, нести «на средокрестную дорогу Богородице угощение». Обычно то была яшная кутья с медом, гречневая с молоком или свежий творог, завернутый в мятный лист. Носили чаще всего женщины, особенно бездетные, просившие сына или дочь у Царицы Небесной. Иногда ставили пироги в поле или свежий каравай хлеба. То было, конечно, древнее воспоминание о жертве славянским божествам, и, вероятно, Ладе с Ладой, как божествам семейной любви и чад с домочадцами. На вопрос, не ждет ли женщина сына, отвечали: «Еще на средо-крестную дорогу не ходила!» Или: «Еще пирогов Заступнице не ставила!» Конечно, эти жертвы считались нехристианскими, и духовенство на них смотрело неодобрительно. Однако мой отец как во многих случаях, так и в этом народным обычаям не мешал, говоря: «Лучше старины не трогать». Православие того времени тем и было сильно, что оно придавало древним обычаям христианское содержание, но не уничтожало их. Так было до самой Первой мировой войны. В период революции «отменили» и этот обычай, а самих антоновцев в большинстве загнали на Дальний Север. Однако мне помнится один случай. Была у нас на деревне добродетельная женщина. Сама она, как и ее муж, была набожна, они всегда в церковь ходили, молились, но не давал им Бог детей. И вот однажды она пришла к матери, и стали они о чем-то вполголоса говорить. Мать соглашалась, а затем обе они вышли в огород, где стоял стог житной соломы, и женщина из него надергала чистых, длинных соломинок, которые завернула в чистую «хустку» (салфетка, небольшая скатерка), и, попрощавшись с матерью, ушла. Я долго допытывался у мамы, в чем дело, пока та не сказала: «А ты над бедной темной женщиной смеяться не будешь?» Я пообещал, и тогда мама рассказала: «Старые люди говорят, что надо испечь каравай из новой муки, положить его на житную солому на ночь, помолиться Царице Небесной, а затем отнести его на средокрестную дорогу (перекресток двух дорог), положить с краю и сказать: «Матерь Божья, пошли мне сына!» и, повторивши трижды, уходить, не оборачиваясь». Причем она сказала, что и сама не видит в этом ничего смешного или предосудительного: «Вере все доступно, и если с верой молиться, то и Бог услышит». В Юрьевке я слышал, что и там женщины ходили на средокрестную дорогу, но что там было принято просить у кого-либо крестильную свечу, горевшую при крещении ребенка у купели, и положить ее на каравай. И в первом, и во втором случае это, конечно, была жертва Ладе, имя которой забылось и которую теперь называли Царицей Небесной. Отец говорил, что хотя православная церковь об этом ничего и не говорит, но лучше служить молебен о даровании чад. Однако он прямо против этого обычая не восставал. Тем более что знал о вере крестьян в то, что «Богоматерь ходит в полях, смотрит урожай».
ФОЛЬКЛОРНЫЕ ПОГОВОРКИ
Трудно, конечно, теперь вспомнить все, однако многое еще живо в памяти и потому может быть воспроизведено и запечатлено. Так, начиная с предзимнего времени, со дня Св. Юрия, можно обозначить некоторые поговорки, относящиеся к христианскому фольклору: «Юрий студит, а Никола гудит!»; «На Зимнего Николу (Миколу) не ходи без кожуха николи!»; «С Покрова Дед Мороз дышит, а Никола слышит»; «Пришел Свят-Филипп, под сапогом скрип!» Во всех этих поговорках обозначение времени. Так, с Покрова уже холодает изрядно даже на Юге России, а на Св. Юрия (конец ноября) холод становится постоянным. Шестое декабря, день Св. Николая Чудотворца, так чтимого на Руси, являлся началом зимы. Филипповский Пост (Свят Филипп) уже был снежным и морозным. «Ноябрь идет с бадьей грибов и соленых огурцов в воспоминанье сирот и вдов» — наши стихи, относящиеся к тому же олицетворению месяца, что и в народной поэзии: «Идет ноябрь — под полозом шкрябь!»; «Прижег Мороз до слез!»; «Дед Мороз зиму принес». Здесь Дед Мороз — некое слабое воспоминание Деда-Снопа, Сварога: «Подошел Мороз к избе, видит — Дед на Снопе, а ушел Дед, погас и свет!» (Старая Русса). В этой поговорке явное языческое содержание, ибо «Дед сидит на Снопе», а Сноп — как бы икона Исварога. Уход Деда — уменьшение дня, удлинение ночи, вплоть до Рождества, когда «возсия мирови свет разума». В этом случае, несмотря на христианское содержание тропаря Рождества, в нем можно видеть и возвращение Дня, Света и Солнца. «Много снега, много хлеба» — поговорка, относящаяся к климатическому признаку; снег хранит озимь до весны, и чем толще слой снега, тем лучше она сохраняется. «Риздво без снигу та холодне, год голодний» («Рождество без снега да холодное — год голодный»), — говорит другая поговорка, очевидно, указывая на гибель озимей. Филипповка изображается в виде старухи, идущей куда глаза глядят: «Родные дети, Кирик с Улитой, прогнали!» В других случаях «Нов-Год Отцу, Стару-Году, перечит, а меня, мать, прибил и из дому выгнал!» — часто рассказывали легенду в Юрьевке, говоря этим, что час Филипповки прошел и что Новый Год ведет к Лету. Святая Мелания-Римлянка изображается в этих рассказах как добродетельная Дочь Святого Василия Великого, приготовляющая вареники для всех бедных, творожные лепешки, блины. В этот день, как известно, церковь требует молочной пищи, запрещая мясо (Мясопуст). Вызвано это было тем, что в последний день декабря праздновали в народе Щедрый Вечер (Ладо-День) с обильными мясными приношениями бедным. Вводя Мясопуст, церковь прерывала языческую традицию щедрого приношения бедным, но в верованиях народных Святая Мелания вареники с творогом варит для раздачи бедным. Таким образом, та же традиция сохраняется уже в виде молочных приношений.