Думается, что если Сивый и Сива одного и того же санскритского корня, то значение их разное, вызванное, вероятно, разной жизнью разделившихся ведийцев, одни из которых, арийцы, пошли на Запад двумя путями, к северу и к югу Каспия, а другие — к югу, на Инд, Ганг и дальше. Прежде чем они пошли, ведийцы подверглись сильной обработке при помощи обрядов их ведической религии, которая создала им моральный кодекс, организацию, этикет, препровождение самого времени, ибо они целый день и ночь каждые четыре часа должны были совершать возлияния Сомы и петь гимны Агни-Варуне-Савитри и т. д. Зимнее служение, вероятно, отличалось от летнего, а потому день Зимнего Егория был днем особенным, после которого начинался зимний цикл богослужений. То же сделало и православие, разделив год на Триоди, так есть Триодь Цветная (Пасхальная), Триодь Постная и т. д. Христианство считает год, начиная его Рождеством, через Пост приходит к Пасхе, Вознесению, Троице (Зеленые Святки) и Преображению (Спас). Затем есть еще цикл Девы Марии: Благовещение, Успение и т. д. Неизвестно, как был организован год у византийцев, был ли он тоже поделен на циклы. Однако у ведийцев он был не только на них поделен, но и каждый день был поделен на отдельные моменты. Здесь Егорий Зимний приходил возвещать конец полевых работ, рабочего года, и в этот день во времена московских царей крестьянство имело право уходить от одного помещика и наниматься к другому. Юрьев день (осенний) был важной датой в их жизни, и крестьянство до самой Первой мировой войны считало праздник Зимнего Егория своим праздником.
КАЖДОДНЕВНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ЖИЗНИ
Но как себе представляли жизнь отдельные русские люди дореволюционного времени? Помнится, наш семейный друг, мужик Касьян, объяснял нам, детям: «Что бы ни делал, а сам думай о Боге! Идешь в поле, думай о Нем, идешь с поля, тоже думай о Нем. Увидишь, что Христос будет с тобой и Божья Мать тоже, а Святой Николай Чудотворец будет рядом вместе с Ангелом-Хранителем, и один поведет тебя за правую руку на дороге, а другой за левую. Никогда никакое зло, ни демон, ни злой человек тебя не коснутся! А случится что, сейчас же зови Ангела-Хранителя: «Ангел мой Хранитель, помоги! Святой Никола, защити! Богородица, Дева, Христос Бог, сохрани меня и помилуй!» И увидите, что все будет хорошо». Однажды, помню, работал он на огороде, и огород был довольно большой: два сильных мужика еле-еле вскапывали его за день. Приходит мама посмотреть, как Касьян работает, а он уже кончает. «Как же ты успел, Касьян?» — спросила она. «А мне Бог помогает! — весело отвечал тот. — Чуточку устану, хочется спину разогнуть, а сам думаю: «Боже, помоги, чтоб до вечера все сделать». И вижу, что усталости как нет, точно рукой сняло, и работа подвигается». В другой раз ему пришлось ночью идти со станции, и он рассказывал: «Иду, темно, хоть глаз выколи, ничего не видно. Жутко. Думаю: «А чего же ты боишься? Справа тебя Господь Иисус Христос, а слева Богородица, а впереди Ангел-Хранитель, а позади Николай Угодник!» И так стало мне весело на душе, что и дорогу видеть стал, и шаги крепче стали, и тропинку в хлебах нашел. Сам иду, а сердце спокойно колотится, и в душе как бы свет, песни петь хочется. И вдруг слышу, собаки залаяли, затемнели стога, деревья, вижу, дома уже. Еще минут десять прошел, и прямь передо мной улица встала, в деревню вошел, а там уж и двор ваш в темноте нашел, и как вошел в него, так все страхи смешными показались. А как утром подумал, опять в спине похолодело. Знаю, что на той же самой дороге года три назад человека зарезали! А я прошел, Христос с Богородицей меня провели по тем местам, и злого человека не встретил!» Ночью, особенно когда звезды светили, любил он выйти на двор, встать на колени, лицом к востоку, и молиться, глядя в зенит: «Надо мной Церква Божия, — говорил он, — и много в ней свечей перед Престолом Бога-Отца зажжено! Над речкой вдали туман, как ладан, встает, а икона Божия — все Небо».
Так же думал он и в поле, идя в хлебах, по меже, часто говорил нам: «Справа Бог Христос, а слева Богородица! Как же ты с пути сбиться можешь? Никакого зла к тебе и близко Они не подпустят. Только знай, что Бог рядом, и Матерь Его здесь же, и все будет хорошо». Эта религиозная черта восприятия повседневной жизни была столь сильна в нем, что не любил он, когда люди рассказывали злые либо нехорошие вещи. Он их сторонился, а сам шел, улыбаясь, точно лаская все рукой и взглядом. А помнится, увидит нас, улыбнется еще радостней, приласкает, к себе прижмет, по голове погладит: «Ну, иди, милый, Христос с тобой, играй с мальчиками!» Никогда не могу вспомнить, чтоб он сердился. Бывало, только посмотрит с укором, и все, но такой сильный взгляд его был и такой укор в нем, что лучше бы он выругал за шалость или наказал! Это, конечно, был исключительный человек и исключительно верующий, но в нем, как в капле воды, отражался весь крестьянский мир того времени. Много было таких людей. Если и не все, то очень многие из них были, как Касьян. Позже уже видно было, как люди постепенно отходили от этого образца, как становились грубыми, жадными, завистливыми, а главное, стали распущенными и пьяницами. Но в раннем детстве еще были люди Александровской эпохи. Они еще помнили, что Царь-Освободитель дал им волю и все крепко держались православной веры, исполняли родные обычаи, ходили в церковь, жили по вере Христовой. В те времена все друг другу по-христиански помогали и денег за помощь, за угощение не брали, а потом люди действительно постепенно портились, становились действительно хуже. В старые же годы они были трудолюбивы и трезвы. Были они в те времена глубоко верующими и городским соблазном не тронутыми.
ПРАВОСЛАВНЫЙ ТРЕЗВОН
В те прекрасные годы, когда жизнь еще текла своим патриархальным руслом и когда тени войны еще не было, в жизни русских людей играл большую роль православный благовест и трезвон. Су-шествовали разные виды как благовеста, так и трезвона. Известны киевский, московский, ростовский, суздальский трезвон, заключавшийся в легком, ритмическом перебирании первых трех маленьких колоколов, к которым присоединялся сначала один средний, потом два и наконец большой, заканчивавший мелодию; следующее колено этой мелодии начиналось с удара большого колокола, за которым следовало одновременное перебирание колоколов, аккорд, снова мелодия на малых колокольчиках, средний, потом два средних и большой. Существовали и настоящие артисты церковного звона. Некоторые из них так ловко умели звонить, что вызывали всеобщее одобрение. Пасхальные дни, например, совершенно немыслимы без трезвона, и вообще, весеннего, солнечного дня представить без службы, без трезвона невозможно.
Человек жил в те времена даже в городе от одной праздничной вехи до другой, а такие праздники, как Рождество, Пасха, Троица, Вознесение, Преображение, Благовещение были праздниками особо чтимыми. На Благовещение, например, на Севере были всегда птичьи базары. Люди приходили покупать птичку: чижа, щегла, скворца, чтоб выпустить их на волю! Это был трогательнейший обычай. Во времена давние, когда крестьяне были крепостными, выпускание птиц на волю имело символическое значение. Будучи сам крепостным, человек покупал птичку, чтоб хоть ей дать ту самую волю, о которой, тоскуя, мечтал в жизни! Точно предчувствовал народ, что ему придется пережить еще одно рабство, на этот раз вдвойне тяжкое, большевистское, от которого и посейчас он еще не освободился. Под благовещенский трезвон улетали птички, напутствуемые пожеланиями человека. Приходили древние старушки с детьми, чтоб те их выпускали. С какими трогательными личиками делали это ребятишки! Гром колоколов, звон по всей России шел в эти дни. На Юге пригоняли к церкви скотину, коров, лошадей, чтоб священник после службы окропил коров и лошадей святой водой, помолился, чтоб помощникам человека Бог дал здравия и сил для полевых работ. Этот праздник описан нами в рассказе «Скотий праздник», напечатанном в журнале «Жар-птица» в Сан-Франциско.