В этот день, 25 марта, обычно уже была первая зеленая трава. Скотина мычала в хлевах, просясь на траву, но крестьяне ее выпускали только после Благовещения. Утром хозяйки шли вдоль плетней, искали цветы одуванчиков, крапиву, собирали полные подолы и после благословения скота давали впервые свежую траву застоявшейся твари. Радостный трезвон гудел в небе. Радостно мычали коровы, уже побывавшие на площади. Радостно свистали скворцы, прилетевшие из далеких стран, цвели фруктовые сады, светило солнце. В домах подавали пироги, жаворонков с глазами из сухой вишни или можжевеловой ягоды. В этот день ели зеленый борщ из свежей крапивы, щавеля и первого лука.
В дни Великого Поста звон был особый, тягучий, звонили в малый колокол, а трезвон тоже был не полного набора колоколов, но лишь половины. Полный набор в трезвоне раздавался лишь на Пасху, когда люди шли, христосуясь друг с другом, неся пасхи, крашенки в узелках по домам. Светящейся рекой текли они по дорогам, и трезвон на заре особенно врезывался в памяти детской, ибо он казался в полутьме особенным. Правда, ни в один день больше в году не было так рано радостного трезвона. Он начинался после Крестного Хода и Пасхальной Литии на паперти и уже не смолкал целую неделю, до Радоницы. Фомина Неделя, Красная Горка, Радоница заканчивала Пасхальную седмицу. Все эти дни люди отдыхали, набирались сил, веселились, выпивали, иной раз и через край, но все же безобразий не было. Однако иной раз и пьяный народ бывал, и в канаве полеживал! Лежит эдакий добрый молодец, спит, раскраснелся весь, на нем плисовые шаровары, цветная рубаха, сапоги новые. Прохожие останавливаются, качают головами. А в воздухе — трезвон, радость, колокола.
СОБЛЮДЕНИЕ ПОСТОВ
Крестьяне считали большим грехом есть скоромное в Пост, будь то Филипповка, Великий Пост, Петровка или Успенский Пост. В эти дни не полагалось пить молока, есть мяса, яиц, сыра, творога, масла, сала, сливок и птицы. Можно было есть лишь растительное масло, как сурепковое, подсолнечное, горчичное, оливковое, всякое другое, как кокосовое или пальмовое. Конечно, экзотических масел крестьяне не имели, но в нашем доме были все упомянутые масла, даже чинаровое, кедровое и фисташковое (арашид). На этих маслах жарили картошку, жарили лук, прибавляли его к гречневой каше, ели селедку, соленую рыбу, свежую, жареную, вареную, сушеную, маринованную, копченую, раков, а борщ изготовлялся из кислой или свежей капусты, на растительном масле с оливками, грибами. Летом ели много зелени, огурцов, томаты, перец, молодой картофель, редиску, а к чаю подавали варенье, сухарики, мед, кокосовое масло. Мать делала еще и так, что растапливала кокосовое масло, примешивала к нему половинку масла какао и получала род очень приятного на вкус масла, почти похожего на коровье. В такие дни мы все питались хорошо, но обилие растительной пищи и отсутствие молока, мяса, яиц давало себя знать, и к концу Поста все бледнели, худели, но зато с каким наслаждением ели после все мясные блюда! Разговены были чем-то, о чем можно было мечтать. Тем не менее свежая рыба была столь хороша, особенно линьки в горчичном масле, что можно было забыть и про Пост. Как мы сказали раньше, среда и пятница были всегда днями постными. В эти дни на столе была либо селедка с луком и укропом, либо вымоченная в воде рыба, продававшаяся в соленом виде. Ее жарили на подсолнечном масле. Пшенная, перловая и гречневая каши были непременно каждый день. В летнее время бывал перец, баклажаны, кабачки, рис с томатом, пряностями и грибным соусом. Часто делали постные пирожки с луком, морковью, капустой, рисом и рыбой, грибами, гречневой кашей, картошкой с луком.
Делали из свежей рыбы рассольник с солеными огурцами; карпы, если бывали, фаршировались капустой и икрой, бывшей в них, а иногда попадалась щука, и тогда ее приготовляли по-еврейски, с луком и перцем, пропуская мясо через машинку, набивая оставшуюся кожицу, отваривали в соленой воде с лавровым листом и перцем в зернах. Хлеб ели, как уже сказал, смазывая его кокосовым маслом. Сардины, как ни странно, считались деликатесом, и их к столу не подавали. Вероятно, это было оттого, что мы жили в деревне. Когда отец или мать бывали в городе, они привозили осетрину, лососину или балык, что не только не казалось постным, но считалось даже лучше мяса. Вообще рыбу у нас любили. Были, например, чудные консервы: маринованная скумбрия, кефаль, рыбцы, раковые шейки, фаршированный перец, томаты в коробках, икра из баклажан. Эти консервы тоже были деликатесом, как икра, и их подавали на Масленой или даже к рождественскому и пасхальному столам. Овощи, если дело было летом, были обильны и вкусны. Воздержание никому не было тяжелым. Однако крестьянам, конечно, приходилось терпеть, так как у них такого разнообразия стола не было и все сводилось к кислой капусте, постным пирожкам с картошкой или морковкой или к селедке. Однако они воздерживались от скоромного совершенно стойко, и никого нельзя было найти на деревне, кто бы в Пост скоромничал. Разговены поэтому приобретали вид торжественный и были похожими на древние агапы греков. Каждый заходил к соседу, чтоб у него полакомиться чем-либо, чего еще не пробовал. Особенно это было заметно на Рождество, Масленую и Пасху.
Крестьяне помогали друг другу во время Поста, и если кому удалось поймать рыбы, он приносил и соседям. Так же делились они и раками. В лавке были сухие грибы по дешевке, всякое растительное масло, и если горчичное было дорого, то зато подсолнечное было дешево. Свежее оно очень вкусно и напоминает свежие орехи по вкусу.
В Страстную Пятницу, Субботу люди не только строго постились, но, бывало, даже ничего не ели. Были старики, которые ничего не ели всю Страстную седмицу, а говельщики ничего не ели с вечера, накануне причащения.
НАРОДНЫЕ СКАЗКИ
Множество народных сказок, касающихся христианского фольклора, объясняют значение тех или других верований и обычаев. Так, например, сказки об Иване-царевиче и Сером Волке, Жар-птице и т. д., во-первых, связывают нас со временами тотемов, ибо Серый Волк, существо хищное, никак добрыми качествами обладать не может, и если Серый Волк начинает помогать Ивану-царевичу в беде, то, вероятно, потому, что он был его тотемом. То же касается Черного Ворона, приносящего Мертвую и Живую Воду. Жар-птица — образ, идущий из ведического прошлого славян, так как Огонь и Сома были принесены ведийцам Орлом. Жар-птица является пересказом этой ведической легенды, ибо она Огненная и ее перья светят ночью, как если бы то было факелы: «от одного пера, схваченного Иван-царевичем, в ночи стало светло, как днем». Что Огонь и Сома одно и то же, можно найти у Алекс. Краппе в его «Универсальной мифологии», а что Сома и «огненная вода» (водка) не одно и то же, видно из легенды об Индре и Намуци, где Намуци, демон, напаивает Индру водкой (сура, стр. 153 той же «Мифологии»). Эта легенда встречается в сказке о Мертвой и Живой Воде. Сказки, как всегда, являются не только выдумкой, но как бы хранилищем прежних верований и обычаев. Там находятся дохристианские идеи и образы. Оттуда сказка их извлекает обновленными, чтоб передать их образ дальше. Таким образом, материал сказок есть собрание идей, облеченных в новые образы, а эти идеи существуют с незапамятных времен. Так, Матарисван принес людям Агни (Огонь), но сам Матарисван (в то же время ветер), махая крыльями, производит ветер. Здесь одна идея цепляется за другую, переходит в другую идею и становится Орлом, упомянутым выше. Но есть сказка об аистах, где говорится, что «разоривши гнездо аиста, мужик проснулся в горящей избе, потому что аист достал где-то горящую ветку и сунул ее под стреху». Этим объясняется боязнь крестьян разорять гнезда аистов. Видно, таким образом, что между Матарисваном и аистом наших сказок есть связь. С другой стороны, идея Матарисвана старше идеи Агни, и, таким образом, в ведических легендах тоже находится как бы хранилище прежних идей. До Агни божеством был Матарисван. Фрэзер в книге «Аполлодорус» (стр. 300 и далее, т. П) утверждает, что в большинстве преданий человечества «Огонь был принесен Птицей». У Агни лошадь — любимое животное. Между тем Огонь был найден людьми, конечно, раньше лошади. Таким образом, Огонь был принесен Птицей, это означает, что люди овладели сначала им, а затем лошадью.