Рассказывали и про необъяснимые явления, когда вещи начинали передвигаться по избе, и тогда человек, перекрестившись, читает псалом Давида: «Живой в помощи Вышнего в Крови Бога водворится». И тогда все эти явления прекращаются. Ночью идет человек из деревни в другую деревню, а его нагоняет всадник и кричит: «Иван! Иван!» Но Иван крестится, и всадник исчезает. Это — «зов с Того Света», и на него нельзя оборачиваться. Во всаднике мы легко узнаем ведическую фигуру Левина. Так Асвин ночью предвещает Зарю. Он же, Святой Юрий на Коне, Индра, Сурия, т. е. Солнце, прогоняющее тьму. Этот персонаж можно сравнить с греческими Диоскурами, хотя последние несколько иного характера. Страшные рассказы на Святках — пережиток прошлого, как и гадания о будущем, которыми занимались в эти вечера на Руси в прошлые годы. В этой «чертовщине» мы легко можем видеть весь сонм богов языческих, причисленных проповедниками христианства к «бесям». Оттого в этих рассказах была мистическая атмосфера, с налетом страха перед демоническим началом, гуляющим свободно в ночи. Во тьме обычный мир становится иным, незнакомым, обращенным к нам «той стороной», а «та сторона» обща с «Тем Светом», с Навью.
ЛЕГЕНДЫ О НАВИ
По-чешски «нава» — могила. Стрешневский говорит о Нави, как о Том Свете. У славян было учение о «Нави», но оно было связано с учением «о Яви и Прави». Правь — это та канва, неподвижная и неразрушимая, ибо невидимая, но без которой никакая Явь невозможна, — на которой развивается Явь. Без Прави нет и не может быть Яви, а Явь, лишенная Прави, переходит в Навь. Об этом мы уже писали в книге «Языческий фольклор на Руси», и здесь вкратце повторяем, ибо надо об этом упомянуть. Если сохранились записи о человеке, бортнике, брате пряхи, который «живота гонзнулся», взлезая на дерево, ибо «посмотрел сквозь ноги, Нави зряти», то таким образом, Навь под ногами человека. С другой стороны, была легенда «Невей-Человек», которая была описана нами в рассказе того же названия и напечатана в харбинском «Рубеже» в 1941 году. Этого «Не-вей-Человека» видали люди, и, по их словам, он был крылатым, «летал чуть похуже аиста» и предвещал несчастье людям. Вредить он никому сам не вредил, а лишь говорил об общенародном несчастье, море, голоде, войне, гибели. К этому же типу надо отнести и явления, описанные Гоголем в «Вие».
Все это — фольклор, еще ждущий своего объяснения и научного исследования. Навь в южнорусских краях символизировала собой потустороннее и носила название «ныво», либо «невий». В одной песне говорится, как убитый казак умирал, «та спытався Бога, де пиде, а Бог рик, що пиде до Ныва, а там — бож ани витре не вие». Таким образом, есть небольшое указание на то, что в Нави нет ветра, а следовательно, нет движения. Сказка о Нави говорит, что девушка подняла вечером старую колоду, лежавшую у плетня. Колода та могла быть Чуром, или Щуром, т. е. изображением Предка. Под ней она увидала норку, не больше мышиной, и стала ее разрывать, а нора стала увеличиваться, углубляться, пока не оказалась входом в Навье Царство. Перекрестилась девушка перед дверьми железными, а они сами собой открылись, да только вошла в них, а железные двери и захлопнулись! Видит она во тьме свет впереди, пошла на него и увидала медные врата. Перекрестилась она, и врата открылись сами собой. Дальше увидала она врата серебряные, которые открыла тем же способом. После этого вошла она в Навье Царство. Там все было в таком виде, как кого застала смерть на земле. Шел человек, поднял ногу да и умер. Так и стоит с поднятой ногой, окаменев, и кони тоже как будто идут, а на самом деле стоят. Течет речка, а в ней вода струями плеснулась и застыла. Ту же легенду мы находим в «Спящей царевне» среди норвежских фольклорных легенд. Наша сказка рассказывает, как девушка возвращалась. Она повстречала крестную мать, которая ее и вывела из Навьего Царства. Здесь явно указано на КЛЮЧ к этому Царству, т. е. на Крест. Крест-Крестная мать тоже одна движется в этом Царстве Теней.
КОЛЯДИН ДЕНЬ И РОД-РОЖАНИЦ
На Свят-Вечер, в канун Рождества, после кутьи и взвара, когда по звезде, вкусив простых яств, все ложатся спать, начинается Колядина Ночь. В бане, где ставилась еда Домовому, сходятся все божки: Огородник, Овсяник, Горешный с чердака, Погребник, хранящий хозяйское добро в погребе, Курник из курятника, Коровин из коровника, Конюшенный и Вяшки с Вяшатами. Последние — самые мелкие божества домашнего быта. К ним присоединяются Соломенный, Надворний и Стрешич. Последний живет под стрехой. Божки эти начинают угощаться, пьют по корцу пенистой браги Суряницы (не смешивать с Суровцом, кислым квасом). Потом приходит Коляда с Колесом, обернутым соломой и осмоленным, с дубиной (кием) в руке и с ним малыш Крышень, Крышний, только что родившийся в майском сене того же года. В предбаннике они греются в лунном свете и лакомятся хозяйским угощением: пирогами, варениками, творогом, маслом и молоком, блинами и оладьями. Все запивают взваром и Суряницей. Все они ведут разговоры о хозяйском добре — да как его стеречь, да что делать, чтобы Жучка не спала, а дом охраняла. Это верование в разных вариациях нам пришлось слышать в разных местах, но оно всегда сводилось к описанному в нашем рассказе того же названия: раскрывалась дверь предбанника, и на пороге появлялся Коляда с колесом в одной руке и кием в другой. Рядом с ним в снегу стоял крошка Крышень. Их шумно встречали божки, приветствуя кружками браги, потом они входили, занимали места, и пиршество продолжалось до зари. Утром, на заре, они шли в обход двора, потом расходились до следующей Колядиной Ночи. Все было мирно, тихо, и ничего антихристианского они не говорили.
По мнению некоторых, Коляда был днем как бы «всех богов» в древности, как есть у христиан день Всех Святых. К нашему времени значение этого слова было утрачено, и в Коляде видели уже персонификацию бога Возрождающегося Света. Катанье Колядина Колеса по дорогам в рождественские дни было у нас регулярным. Между тем китайские хроники раннего периода говорят, что скифы-саки на западе китайской земли тоже катали в зимние праздники зажженное Колесо! Жили эти саки в районе Семиречья (Сапта-Синдху). Одно из двух: либо наши предки были скифы-саки, либо наши предки переняли у саков их религию и обычаи. Последнее принять труднее, так как перенятый обычай обычно не удерживается тысячелетиями, а, по китайским хроникам, записи о них относятся к I тысячелетию до Р.Х.
Часто историки сбиваются, разыскивая источник того или иного обычая, по той причине, что русский народ получился не из одного племени, а, вероятно, из слияния многих племен. У всякого из них были свои обычаи. Так, у некоторых кельтов оказались славянские божества, например, у ирландцев «Црнобок», который не больше не меньше как славянский Чернобог, и «Мерроу», т. е. Мара, богиня смерти. С одной стороны, они — кельты, а с другой, по имени «Айре», т. е. просто-напросто «Ариа»! Вероятно, они тоже слились вместе с другим племенем некельтского корня, и скорее славянского, либо по меньшей мере арийского. Во всяком случае, эти колядины празднества были известны китайцам еще две тысячи лет тому назад. Празднование их было сходным с нашим народным празднованием, как Катание Колеса и т. д. Эта общность внешней формы религиозного обычая указывает на какую-то общность, или близость физическую одних с другими.
Если ирландцы со славянами ничего общего не имеют, то откуда у них два разных типа: один рыжий с голубыми глазами, а другой черный, общий с кельтами Пиренеи?
Колядино угощение Роду-Рожаницу — древнейший обычай, о котором пишут христианские проповедники («Слово Григория» XIV века: «И ти начаша требы класти Роду и Рожанице прежде Перуна, бога их»). На Юге России говорили: «Родовыну ставыты». Мы считаем, что вполне правильно решаем, говоря, что слово «Ро-довына» и «Треба Роду-Рожанице» — одно и то же.