В праздновании Троицы на Юге России, когда все дома украшались зеленью, а полы посыпались свежескошенной травой, особенно ярко проявлялась наша связь с ведизмом. Делали ягненка, гарнированного зеленью, делали пироги, начиненные зеленью, рисом, яйцами, мясом, но со всегдашним преобладанием зелени, и делали, наконец, «зеленый хлеб» в Юрьевке. Этот хлеб состоял из сдобного теста, в которое замешивали большое количество мелкорубленой петрушки, укропа, зеленого лука. В Антоновке делали «зеленые вареники», вероятно, как отголосок «зеленого хлеба», начиненные петрушкой, укропом, мясом и крутыми яйцами с зеленым луком. Об этом «зеленом житье» и говорит сказка про царя Криворога. Однако, как мы сказали, нам удалось слышать целый ряд различных сказок, так или иначе касающихся нашего фольклора. О них мы будем говорить дальше. Не только походы Олега были, но даже ведическое прошлое у нас было. Легенда о Зеленчуке, Зеленом Человеке, из этого цикла прямо указывает на жизнь наших предков, которую они вели среди зелени. Степной период, или пастуший, был, конечно, у всех народов, начиная с еврейского, но до сих пор «не считалось доказанным», что скифы-сарматы-ведийцы и славяне связаны между собой. На такую связь могут указать легенды, сказки, обычаи, предания и верования, Даже такой народ, как ирландцы, не должны быть чисто кельтского происхождения, ибо у них была вера в Црнобога (Чернобога). Вероятно, среди них были и иллирийцы, праславяне. Может, в Ирландии были и славяне даже. Были они в Люксембурге, например, и могли попасть в Ирландию. Если же нет, то сами ирландцы могли быть в соседстве со славянами раньше своего поселения в Ирландии.
Мы не знаем подробностей их жизни. Зато нам известна из сказок жизнь наших Предков: «За царя Панька та земля була толка, носом копнешь и воду пьешь», «а за царя Гороха та людей було трохы» («При царе Горохе людей было мало»). Между тем если «царя Панька» нет на Севере, то есть «царь Горох». Выражение: «Это было при царе Горохе» обозначает давность события, а вместе с тем доказывает, что про этого царя, отчасти похожего на «Воп Roi Dagobert» французских поговорок, знали обе ветви русского народа: великорусская и южнорусская. В некоторых случаях общие персонажи доказывают общность жизни. Топонимия в изучении французской истории дала очень много. Почему нам запрещает г. Бертло пользоваться даже топонимией в нашей истории? Он именно говорит, что народ бояне и будены «пробовали сблизить, основываясь на звуковом сходстве», и находит, что такой метод ошибочен. На стр. 216 «Старой Азии по Птоломею» он говорит: «Среди боденов комментаторы хотели найти буденов… Можно, таким образом, опираясь на сходство, из германцев, поклонников Водана-Одина, сделать то германцев, то славян (бода, вода-венде), а то индусов (буден — Будда!)», и дальше ОН ЖЕ говорит: «Нуары; эти (люди) должны быть неврами Геродота, потому что их встречаем приблизительно в тех же местах…» Нельзя сказать, чтоб такой вольт-фас был красивым! Запрещая нам пользоваться звуковым сходством имен, on тут же пользуется им для себя. Или такой метод должен быть доступен всем, или никому, в том числе и г. Бертло. Иначе выходит, что «удобное для меры запрещается тебе»!
Возвращаясь к царю Гороху и царю Паньку, вспоминаем царя Криворога. Что этот персонаж должен был существовать в отдаленном прошлом, в каком-то виде, близком или далеком от теперешнего, сомнений нет, ибо даже есть на Днепре Кривой Рог, Криворожье, и т. д. Значит, за ним есть какое-то топонимическое воспоминание.
Сказка «Про Зеленчука»: «Выскочит такой Зеленый Человек из травы и засмеется, да так, что тебя мороз по спине подерет от страха!» Двое молодых парней решили поймать Зеленчука. Пошли они в степь со скотом, идут, вроде пасут, да вдруг видят, выскочил он из травы. Кинулись они на него и давай ему руки вязать, а он крепкий такой, сильнющий, сам их вяжет. Догадался тут один из них и… «перекрестил Зеленчука исподтишка, а тот сразу зашатался, обессилел, упал и рассыпался на кучи листвы!» Здесь олицетворение Зеленой Силы. То, что один из парней «перекрестил его исподтишка» — позднейшее прибавление, уже христианского периода, ибо Зеленчук — божество языческое и обозначает оно силу Зеленой Степи, бога Трав. Крест побеждает этого бога. Сила Степи отступает перед христианством. Сам Зеленчук становится богом демоническим по схеме: «а Перун и прочие кумиры беси суть!», как внушали византийские проповедники. В этом Зеленчуке без труда можно видеть одно из божеств зла, Асура, либо другой подходящий персонаж Веды. Борьба с ним — это борьба Индры, Солнечного Начала, с Тьмой Ночи, борьба Дня.
В другой сказке говорится, что «выехал мужик из дому, с парой коней, с телегой и стал по меже ехать, а кругом туман, ночь еще, и не видно дороги. Слышит, а колеса перестали стучать, будто по соломе едут, а потом и совсем перестали вертеться. Попробовал рукой: так и есть, неподвижны колеса, а кони идут, мотают головами, телега движется! И вдруг — свет великий! Солнце прямо перед ним, смотрит на него и смеется. Глянул мужик за борт телеги, и шапка с него свалилась от страха: земля внизу, а сам он высоко по небу едет! Хотел было остановиться, да страшно стало, а тут его Добрый молодец на коне догоняет, кричит: «Не гляди вниз! Поезжай далее!» Ну, мужик, в страхе, повиновался. Едет день-деньской, до самого вечера. А когда Солнце садиться стало, и услышал он, что снова колеса по дороге едут. Тут он остановил коней, распряг их, дал травы, к речке попить свел, и сам в телеге спать лег, да, помолившись Богу, и решил: «Уж я рано, да еще до света не поеду, а подожду Солнца!» Утром проснулся он, хотел вставать, коней запрячь, да видит, они далеко снизу, а сам он с телегой в небе! Испугался он, давай Богу молиться, да и видит, к нему вчерашний Всадник подскакивает на коне: «Не гляди, брате, вниз! До вечера тебе Гром возить! Он же и Коней даст, а за твоих не бойся, найдешь их завтра». И видит, Солнце смеется, как накануне, и ведет к нему двух Золотых Коней, запрягает в телегу и говорит: «Ну, поезжай-ка шагом, а я за тобой следом пойду». Да так весь день и шло рядом, за притыку держалось, до вечера. А вечером видит, все ниже да ниже идут они, а там и по горе колесами черкать пошли. Тут оно Солнце, вроде как мужик в золоте весь, Коней Золотых отпрягло, и за горку спустилось, а телега осталась на земле. Смотрит мужик Иван, а тут и кони его пасутся! Взял он их, привязал к телеге, помолился и спать лег. Наутро проснулся, а телега его на земле стоит, и дорога перед ней прямо стелется, а в небе Солнце идет, раскаленную телегу толкает и ему, мужику, смеется: «А что, здорово напугался, Иване, вчера?» — «Да уж хватит с меня, как испугался!» — «Ну, ступай себе домой, а на твоих конях сбруя, так ты ее в городе продай. Я ее забыл, так и быть, даю тебе». Глядь мужик, а сбруя — золотая, вся в самоцветных камнях горит…»
Тут, вероятно, не будет спора, что «Гром возить» — это Солнце везти, Перуна, на Телеге. И самое Солнце называлось в древности Телега. Золотые Кони и колесница — атрибуты Индры. Солнце — доброе начало, и потому, попугав мужика, оно ему зла не делает.
Тут, как в сказке «Про Зеленчука», то же самое божество языческого мира зла человеку не причиняет, а человек сам его боится. И Зеленчук больше чудачествами занимается и пугает «так», без того, чтоб сделать прямое зло. Не делает его и Солнце. Добрый Молодец, Всадник, конечно, Утренний Левин. Мужик молился Богу, конечно, христианскому, косила природы остается силой и заставляет мужика ей подчиняться. На прощание Солнце одаряет мужика золотой сбруей. Это символ даров Солнца. В них — богатство земное. Зеленчук нами описан в книге «Языческий фольклор на Руси», тогда как в этой книге мы ищем христианские элементы. Они в том, что Добрые Молодцы, два Парня (может, Диоскуры?), борются с Зеленчуком, и один из них силой креста преодолевает Зеленчука. В сказке «Про Солнце» мужик молится Богу, и христианскому Богу. Утренний Левин его догоняет в момент появления Солнца. Здесь даже соблюдена ведическая формула: «прежде чем Всадник проскачет в небе», является Солнце.
Сказка «Про Черняву-Царевну». Снилась молодому парню девушка такой невиданной красоты, «что и во сне не увидишь». Здесь замечателен прием: «снилась… во сне не увидишь». Художественное противоречие, заставляющее слушателя улыбнуться. Решил он идти «на край земли», чтоб найти ее. Идет и видит: широка земля, обильна она реками, горами, озерами и лесами (сравнить с ведическим гимном Земле, приведенным в нашей книге ««Риг-Веда» и язычество»), и везде дома, везде люди живут. Торопятся они встать с Солнцем, ложиться с закатом, и везде трудятся, едят, снова трудятся. Сон их краток, работа длинная. Но нигде нет снившейся ему красавицы. И где ни спросит: «Не видали ли в вашем краю такой красавицы, что и во сне не увидишь?», все отвечают: «Не видали ни во сне, ни наяву». Идет он дальше, и все спрашивает, и везде ему говорят одно и то же. Встречает он пахаря в поле и спрашивает его, но тот отвечает: «Некогда мне, вот полоску докончу, тогда домой, а завтра надо новую начинать… Да и не видел я ее! Где же нам, людям трудящим, видать?» Идет дальше и спрашивает старушку, бредущую по дороге: «Ох, иду я по Святым Местам… Грехи замаливаю… Не видала я твоей Чернявы-Царевны». (Здесь надо вспомнить, что в поэме «Садко-Купец» есть Царевна Чернява. Вероятно, это один и тот же персонаж.) И долго-предолго бродил он да и остановил Добра Молодца, спрашивает и его. А тот рассмеялся да и отвечает: «Ну и дурень же ты, братик! Да назад-то поглянь!» Оглянулся Ваня и видит, правда, там же, где он только что был, Царевна ходит, людей спрашивает, а ей отвечают: «Видали, видали! Да только вчера был здесь, а где нынче, не ведаем!» Тут и побежал он ей навстречу, и упал ей в ноги, поклонился, а та и говорит: «Хоть Царевна я, да — баба! Чего же ты бабе кланяешься? Богу поклонись!» Не помним мы конца этой сказки, да он и неважен.