В сказке «Про Царя Тимоху» сказано, что — «коли остались наши Прадеды без Царя, пошли они к святому человеку, который жил в лесу и все знал наперед, как будет», и тот им сказал: «Пойдите, и кого встретите в поле пашущим землю, тот и будет нашим Царем». Они пошли и встретили мужика, который пахал землю, и выбрали его Царем. Для этого они положили Хлеб-Соль на его соху, и тогда он сказал: «Ну, Бог благослови!» Поцеловал землю и стал Царем. Интересно, что легенда про Царя-Пахаря встречается у готов, франков, фригийцев и славян, как говорит Александр Краппе в своей «Всеобщей универсальной мифологии» (Пайо, Париж). Он дальше говорит, что, возможно, идея Царя-Пахаря идет из Месопотамии, несмотря на то что ее можно встретить и в Китае, и отрицает, что славяне, фригийцы, франки и готы могли быть вместе, в Арии, и оттуда принести легенду. Он думает, что название Царей «Садовники» в Месопотамии подтверждает его мысль. Мы думаем, что она идет из времен, когда люди впервые стали применять не только скотоводство, но и земледелие, и идет, вероятно, она из Афганистана, родины хлебных злаков и, вероятно, самой агрокультуры. Царь Тимоха, конечно, уже позднейшее имя, ибо происходит от «Тимофей». В Юрьевке рассказывали весьма похожую сказку и называли Царя Тимко, а в Антоновке — Царь Тумай. Вероятно, это его древнейшее имя. Интересно, что имя «Тумайя», или «Тимайя», встречается и сейчас в Индии. Приношение хлеба-соли на сохе — не только дар царю, но и жертва. В древности жертву приносил старший в роде. Царь, выбранный старшим, имел право и должен был принести жертву за весь народ. Также вероятно, что в момент избрания на царство новоизбранный царь должен был начинать его молитвой. Вместе с тем это моление было как бы освящением земли и неба, в результате коего являлся хлеб-соль. Самое почтительное отношение крестьян к хлебу-соли, вероятно, указывает на некий древний ритуал, в результате которого хлеб-соль были освящены и становились священными вообще. Простой человек на Руси не любил, когда взрослые либо дети бросали «святой хлеб» на землю. В христианстве, в Евхаристии, это понятие святости хлеба подкрепляется его претворением в Агнца, Тело Христа. Таким образом, идея святости хлеба еще более укрепляется в сознании хлебороба. Мы об этом сказали в книге «Языческий фольклор на Руси».
Идея же Царя-Пахаря видна и в избрании чешского короля Юрия из Подебрад. Он тоже был простым крестьянином, и при нем Чехия была счастливой и спокойной. Таким образом, подтверждается и в чешской истории, отчасти как мифологический элемент, что Царь был найден посланными во время вспашки поля. В Анновке «Царю Тумаю» «поднесли хлеб-соль и дали жбан суряницы». В Скандинавских странах к Рождеству приготовляется тоже особый вид пива-браги. Обычай этот был в ходу в XIX веке. Во Франции изготовляется из травы род пива.
Нам кажется, после всего вышесказанного «про Царей» сказочного цикла на Юге России, что за этими именами существовали настоящие правители наших предков, бывшие, вероятно, сначала выборными князьями, а затем захватившие полную власть и даже сделавшие ее наследственной. Таким образом, загадка, касающаяся князей не-Рюриковичей Аскольда и Дира, получает объяснение: они, вероятно, были свободно избраны народом. Сам Олег как будто тоже был наследником Рюрика, и, вероятнее всего, хоть он был и воином, но в то же время жрецом либо начальником культа, потому что народ его прозвал Вещим. Если бы он не «вещал», его бы не могли назвать этим именем. Его прозвище несет в себе дивинационное содержание. Олег, как старший, совершал жертвы и, вероятно, гадал по ним. И до сих пор в Монголии гадают по внутренностям баранов, по их обожженным костям.
Так же гадали и в Риме во время языческих жертвоприношений особые жрецы, прорицавшие о будущем. В Греции эти гадания вылились в Оракулы, среди которых Дельфийский был известнейшим. Славяне не могли организовать своих религиозных форм жизни из-за постоянных нападений кочевников да и, вероятно, не имели к тому особой склонности. Кроме того, для этого нужно было, чтобы жизнь стабилизировалась в городах с чисто русским населением, между тем в Киеве были варяги, хоть и разделявшие многие верования славян, но привнесшие в них свой, скандинавский элемент. Тем не менее на Руяне, Раяне или Рюгене были не только жрецы, но и старший жрец, которого боялись даже князь и его дружина. Однако там не столько приносились человеческие жертвы, как истреблялись захваченные в плен германцы и даны.
Об этом свидетельствует Гердер (Herder, Geschicte IV), соответственно передаче текста А. С. Фаминцыным.
Насколько Нестор, например, осуждал древний строй, обычаи и верования, видно из его же слов: «Се бо не поганьски живем: дьявол льстит превабляя ны от Бога трубами и скоморохи, гуслами и русальи: видим бо игрища утолочена и людей много множество, яки упихати начнут друг друга, позоры деюще, а церкви стоят; егда же бывает час молитвы, мало их обретатеся в церкви». Митрополит Кирилл писал: «Паки же увидехом бесовская еще държаще обычая треклятых Еллин в божественные праздники позоры бесовскыя твориши, с свистанием и кличем и въплем съзывающе некы скаредный пьяница и бьющеся дреколием до самыя серти и възимающи от убиваемых порты». Из этих слов, конечно, видно, что наши славные «кулачки» были в моде еще в древние времена. Народ дрался, и что тут говорить, хорошего в этом мало, но особо «бесовского» сегодня мы в этом не увидим. Разбойничья удаль, молодечество, ухарство были всегда нашими недостатками, а последние от излишней силы и, главное, от безделья.
Окончим мы это описание сказок тем, что скажем, как и раньше: в фольклоре, будь то легенды либо сказки, находится складище народной истории, изустно передаваемой. Она подвергалась альтерациям, добавлениям, искажениям и всяким случайным влияниям, потому что не была записанной, как, скажем, была записана «Риг-Веда». Но почти с уверенностью можно сказать, что были и некоторые записи греко-готскими буквами, но все это погибло вместе с библиотекой Владимира Святого и Ярослава Мудрого в Киеве при татарском нашествии. При захвате Киева Радзивиллом Польским были окончательно уничтожены остатки этой литературы, и теперь мы знаем обо всем этом очень мало. В народной же традиции многое сохранилось, но в измененном виде. Чтобы добраться до сюжета, очистив его от тысячелетних наслоений, нужны еще десятки, а может, сотни лет изучения всего, что так или иначе касается нашей ранней истории и преистории. Однако вехи уже намечены. Есть уже труды многих наших ученых, таких как Васильев, Ростовцев, Экк, Кур и проч. Будем надеяться, что им удастся доказать, что мы, славяне, «не со вчерашнего дня родились»! Французская школа это утверждает. Также враждебна нам, хотя и в меньшей степени, англосаксонская школа. Германская школа не всегда говорит незаинтересованно, кроме Гердера, которому мы здесь воздаем должное уважение и почет! Он стоит отдельно от других, как столб. Ему мы признательны за то, что он не покривил душой в этом важном для нас вопросе.
Христианский фольклор, который мы изучаем, явился в результате позднейшего народного творчества. В своем начале христианство было агрессивным, антиславянским, ибо оно к нам шло от греков-византийцев, которые называли все самобытные народы «варварами», презирая их за это. Княжескую междоусобицу надо отнести за счет византийских насадителей православия, после Святослава, которому приписывают последователи «норманнской школы», что он якобы поделил Великое княжество Киевское между своими сыновьями, что на него совершенно непохоже. Он был объединителем Руси, а не делителем таковой. Но христианство, вылившееся в русское православие, стало нашим плоть от плоти и кость от кости, особенно после падения Византии. Тогда же прекратилось и византийское влияние на Русь. Что касается толщи народной, она от него убереглась, как убережется и от большевизма. Византийское влияние сказывалось в городах, таких как Киев, Москва и т. д. Деревня ему сопротивлялась. Она-то нам и дала драгоценный фольклор. О нем мы еще не все сказали и в будущей главе будем продолжать наши описания.