«Христос Воскресе!» — слышу Ксюшин голос. Оборачиваюсь и вижу, что и Настя тут же, а там, рядом с матерью, Варя, подружка милых детских лет.
И вдруг сама мама передо мной, молодая, красивая: «Христос Воскресе, сынок!» — говорит она и целует меня. «Воистину… Мама, дорогая!» «Меня зовут нынче по-другому. Я — РОССИЯ!» «Христос Воскресе, Россия! — восклицаю я со слезами. — Когда же?» «Когда колючая проволока оборвется! — отвечает мать. — А до тех дней крепись и молись Богу! Святитель Николай Новый спасет!»
Этот рассказ, напечатанный мной в журнале «Родные перезвоны» (№ IX, 1952 г.), в совершенстве воспроизводит сновидение, привидевшееся мне накануне Пасхи. Содержание его ясно само собой. Деревня, если бы ее не разорили красные, сама говорила бы о своих погибших, как о мучениках за веру. Наконец, и мое сознание не может принять атеистического мира! Или есть Бог и Добро, или Его нет, но тогда и нас нет, а все это какой-то бред, возникший как-то «сам собой», без всякой причины, и живущий сам по себе, своей собственной жизнью… Однако все дает доказательства, что я живу, а если я живу, то как же мне жить без Бога?
ПРАЗДНОВАНИЕ МАСЛЕНОЙ
Не везде Маслена празднуется, как у нас, на Юге. Мы уже говорили о сооружении Масленой на дворе и ее сжигании. Здесь отметим другое, чего еще не упомянули. Маслена была праздником, но и персонажем. Так, говоря о ней, добавляли: «Як Мати-Маслена хочет!» О-ладь-и, приготовлявшиеся в эти дни, явно указывают на Ладо. Мать-Маслена, вероятно, Лада-Богиня, которую славяне русского корня очень любили и уважали. Маслену «пели». Для этого выбирали ВАЖНОЕ место у хаты, где есть вишневые деревья, где-либо в саду, на солнце, уже начинавшем пригревать, и там ее пели.
Так пели в конце празднеств Масляной, чтоб она поскорее уходила, а Зиме-Барыне сказала бы, что той тоже пора в гроб! Распевая так, «драли» граблями снег и «сеяли» в него зерна проса, гречки, пшеницы. На вытоптанном месте оставался большой «поклад» всякого зерна. Обычно то были пшеница, ячмень, жито, кукуруза, семечки, просо, гречка, зерна дыни, арбузов и т. д. Воробьи, куры и другая птица широко пользовались Масленой, ходили, выклевывали «поклад». Наутро насыпали новый. Конечно, в этом праздновании видна символика вспашки и сева полей. Засевая их, люди верили, что они «подталкивают Зиму в спину», т. е. ускоряют ее уход и приход Весны.
В Юрьевке запрягали в одноколый «экипаж» пару лошадей и гоняли по улицам, распевая песни. «Экипаж» этот сооружали наскоро из двух оглобель, между которыми вертелось колесо, прицепляли его к саням, а в сани вводили необъезженных, молодых коней, на которых кричали, шумели в сковороды, били в донца ведер, играли на гармони и орали песни. Весь этот шум был предназначен для «запугивания Зимы». Одноколка была нестойкой, изредка, на поворотах, переворачивалась, парни со смехом валились в снег, но их не ждали, бешено гоня коней. Выходило, что сани летят, волоча за собой упавшую одноколку, в санях крик и буйное веселье, а сзади толпа парней догоняет пешим способом, изо всех сил крича на сидящих в санях! Некоторые старики считали, что такое празднование — «безобразие», другие — что «оно не угодно Богу», но после бешеного катания парни собирались и пели: «Слава Богу, пора Зиме в дорогу! Слава Христу, солнце идет в высоту!» Из чего ясно видно, что эти празднования были также солнечными, и слова «Бог» и «Христос» были, вероятно, прибавлены, чтоб скрыть языческое содержание обычая. Здесь тоже видно, что хотя в поездке участвуют и сани, но они неизбежны из-за снега, тогда как одноколка явно «обновляет весеннюю дорогу». Колесо — символ теплых дней, а потому сверху всегда привязывали и клок сена, который, после «объезда всех», зажигали. Здесь видно, что это все то же Колесо Колядино, а если его не осмоляют, не закутывают соломой, то, может, потому, что обычай изменился за тысячелетия, но что в основе своей он был все тем же Пылающим Колом, образом Вешнего Солнца.
Наше соображение подтверждает и «сеянье зерен» в снег. И то и другое — символ Весны и Сева. Значит, празднество Масленой является празднеством Весны. Употребление в эти дни только молочных, мучнистых и растительных блюд, блинов, сметаны, творога, молока и масла является еще большим подтверждением высказанной нами идеи. Солнечное значение празднеств просматривается и в обычае печь «круглики» — пироги с творогом или вареньем, а самые «круг-лики» снабжены расходящимися «лучами» из теста.
КИРИК С УЛИТОЙ
В зимнее время, после Рождества, «ходят по дорогам Кирик с Улитой, и сам Кирик — высокий, худой старец, а Улита — девчонка, подросток, ходят они, во все двери стучатся, просятся на ночлег, и горе тому, кто им откажет! Они, после того как снег сойдет, уходят на небо и рассказывают Богу, как их православные принимали, чем угощали». Это поверье существовало не только в Юрьевке, но и в Антоновке. Видимая общность поверья, разделенного большим пространством, указывает на его общеэтническое значение. Несмотря на дальность расстояния, люди одни и те же, южнорусские крестьяне, связанные теми же поверьями и обрядами.
Наши прислуги, девчонки из деревни, показывали мне, малышу, двух пешеходов на снежной дороге, мужика и девчонку, говоря: «Вон, Кирик с Улитой идут!» В детстве я крепко верил в то, что это именно так. В эти дни, не помню уж точной даты, выпекали два пирога, один большой, а другой маленький, и говорили: «Большой для Кирика, а маленький для Улиты». Не знаю уж, давали ли их прохожим, но помню отчетливо, как однажды, в зимнее утро, вбежала наша прислуга с возгласом: «Матушка, Кирик с Улитой пришли!» Я видел в окне, как долговязый, сухопарый мужик с девчонкой здоровались с матерью, а она потом рассказывала, что мужик говорил: «Вот и мы пришли, весточку принесли, скоро снег будет таять, скоро лето будет опять!» Эти вестники весны были важными персонажами в деревенской жизни. Без них и Зима не проходила. Кажется, им давали пироги, приготовленные к этому случаю. Позже я не помню уж, так как должен был учиться, уезжал в город, в духовное училище, а там, как вообще в городе, никаких особых обычаев не соблюдали. Но пока я был мал, жил в деревне, мне казалось, что Кирик с Улитой действительно прошли по дороге с длинными палками в руках, проходя из дальних краев, через всю Русь, от конца до конца. Идут они из деревни в деревню, возвещая, что скоро весна, что снова леса покроются нежной зеленью, деревья зацветут, а поля покроются свежей травой, прилетят скворцы, ласточки, засвищет, защелкает в цветущем саду, среди роз, соловей. Как хорошо думать об этом, еще видя снег, лед и слушая, как воет ветер в стрехе. Голуби жмутся друг к другу, садясь на самый край карниза, потом слетают к подножию Зимы-Боярыни, где есть зерна, насыпаемые каждый день. Летит воробей с соломинкой в клюве! Первый знак, что скоро весна. По утрам звонко поют петухи, а к обеду на южной стороне слышна частая дробь капели. Солнце припекает все больше и больше. Оттепель сменяется морозом. Падает снег. Снова потеплело. Почки на деревьях вздулись. Особенно на сиреневых кустах. Они тоже предвещают весну. Вишни в крупных цветочных почках. Лоза зеленеет, хоть и нет еще листвы, а на березе — бурые сережки. Воробьи начинают собираться в стайки, стрекотать, драться. Каждый день теплеет, и с утра снег начинает падать, садиться на деревья, кусты, клочьями держится на ветках и заборах, а в полдень тает, падает комьями наземь, и в воздухе резкий, весенний запах. Кирик с Улитой оказались правы. Весна действительно близко! Стоило действительно за такую весть не только дать им сладких пирогов, но и больше. Смутное ожидание сменяется тревожной радостью. Вот-вот наконец и начнется всеобщее таяние снегов, потекут сугробы, вскроется река. Еще день-два, еще два-три снегопада, заморозка, и все будет кончено! На речном льду вода. Сугробы потемнели, покрылись хрустящей «солью». Кончена зима, как ни верти! На огороде темные пятна, снег стаял местами. Держится еще на бороздах, грядках.