Выбрать главу

ОРГАНИЗАЦИЯ СТЕПНОЙ ЖИЗНИ

Из сказки «Про Царя Криворога» видно, что бывшие в степи наши Предки придерживались определенного порядка. Так, при костре был Родич, т. е. старший в Роде, и рядом с ним Огнедар, т. е. Огнищ, человек, долженствовавший быть при костре и поддерживать огонь. Из ведийских записей («Риг-Веда») мы знаем, что огонь считался ведийцами священным (Агни), и таким же священным считался огонь не только у наших ближайших Предков, но и у отдаленных. Славяне огонь называли Кострян, Кострыня, Огнебог, Семаргл, а в крестьянском быту считалось грехом плевать в огонь! Старики говорили: «Бог накажет!» За огнем признавалось очищающее действие, и через огонь провозили новобрачных, через огнище прыгала невеста, через него проводили болящих. Огнищанами называли крестьян, которых с незапамятных времен считали «по дымам», обозначавшим «семью». Сколько «дымов», столько и семей. Родич следил не столько за огнем в степи, как «был при огне», и ночные стражи при наступлении врагов отступали «к огню», к которому стремились все, и оттуда уже организовывали отпор, если врагу удавалось потеснить племя. Христианский Бог является «в Огне», окруженный Небесными Силами, и Архангел Михаил вооружен Огненным Мечом. Так, если огонь славян потерял значение Божества, то он остался в виде одного из атрибутов всего Божественного. В то же время Семь и Рьегл стали Семиком, ибо до того они уже были Семарглом, т. е. Божеством единым. Религиозная эволюция привела Предков к христианству. Однако в те времена в степи огонь был для них, как и для ведийцев, центром, вокруг которого вращалась их жизнь. Как в небе солнце, так костер на земле. Из сказки «Про Царя Криворога», несмотря на ее стилизацию, видно, как была организована жизнь в степи. Были устанавливаемы на каждый день сторожа, которых расставляли на места до захода солнца, а с заходом они уже не смели покидать своих мест, под страхом жестокого наказания, вплоть до смерти или изгнания из рода. К ним прибавлялись еще конные разъезды, ходившие «вокруг огня», т. е. большой семьи племени. Это тоже был «Дым». По дымам узнавали в степи о становищах, а по «большим дымам» — о нападении врагов. Когда нападали отдельные шайки, с ними справлялись огнищане, т. е. племя. А когда целые племена наступали на Русскую землю, тогда вспыхивали большие костры, вещавшие всем о всеобщей опасности. Откуда, вспыхивая, дымились костры, оттуда и враг шел. Тогда все принимали меры, угоняли скот в безопасные места, оставляли малую стражу при нем, а всех годных носить оружие слали вперед «на Дымы», или «на Огнища». Сведения эти передавались быстро, так как всякий Огнедар, или Огнищанин, Дед Семарглов, при звуке нашествия разводил большой огонь, а при виде других огней, не спрашиваясь и не мешкая, разводил его в свою очередь. Сейчас же «на Огни» слали конный разъезд, а тем временем собирали всех воинов. Воином в те времена был всякий взрослый соплеменник. Женщины, старики, дети уходили с малой стражей и скотом в спокойные места, где существовало укрытие и вода. Там они разводили лишь «малый огонь», нужный для варки пищи, ожидая вестей. Когда прискачет вестник со словами, что можно возвращаться, они шли на прежние места. Военная тактика Предков была такой: при малочисленном враге на него наваливались всеми силами, а при многочисленном заседали в укрытых местах и неожиданно, наводя панику дикими криками, кидались на врага, рубили его, разбивая иной раз вдесятеро большие силы.

Из сказки «Про Царя Криворога» видно, как он руководил силами своих степняков. Дозоры подвергаются проверке в ночи, а спящие наказанию уже на месте. Из текста также видно, как они ищут врага, как переносят днем стан в другое место, чтоб не подвергать опасности женщин и детей, и как заседают на старом месте на ночь, ПРИНИМАЯ БЕСПЕЧНЫЙ ВИД. Врагов они на это ловят, как рыбу на червяка.

СТЕПНАЯ ЖИЗНЬ И ХРИСТИАНСТВО

Мы остановились достаточно долго на степном периоде жизни наших Предков, потому что многое в их характере будет непонятным без этого. Степная жизнь, сама по себе, приготовляет человека к христианскому мировоззрению. Так, ведическая религия, образ жизни ведийцев и их «Риг-Веда» ясно показывают, что идея спасения человека Богом от греха и зла ясно видна из самого существования в степи. Надеяться там можно лишь на помощь Божества, а человек, разделенный от другого человека большими пространствами, помочь не сможет, потому что и знать не будет, когда нужна будет его помощь. Всякого рода враждебные силы окружают человека в степи. Одни из них идут от природы, как холод, снег, дождь и буря, жар и сушь, огонь в степи, пожар, голод и жажда, вызванная этими явлениями. Другие — от враждебных сил, как неудачи, болезни, мор, несчастные случаи. Третьи — от врагов, как нападение, увод в плен, убийства, ранения и т. д. Четвертые — от самого себя: ошибки, «не так сделал», грех, недомыслие, попытка схитрить, обращающаяся против хитрящего, и т. д. Если четвертый род несчастий зависит от человека, то третий от него уже не зависит, ибо хотя враг — тоже человек, он — враг, и от него добра ждать не приходится. Второй вид несчастий тоже от воли человека не зависит, тогда как первый зависит целиком от природы. Во всех этих случаях, даже при личной ошибке, борясь с таковой, человек просит помощи Божества. Особенно же он просит ее для устранения первых трех причин несчастий. Собой владеть, в конце концов, человек научается, а владеть обстоятельствами или природой он научиться не мог. Нужна была помощь Вышняя. По злым действиям врагов он учился не желать зла другим, ибо зло вызывает ответное зло мщения. Иной раз, чтоб не вызывать еще большей мстительности, он научался забывать зло врагу. Если это не вполне может быть названным христианским всепрощением, то прощением, приближающимся к христианскому всепрощению. Помогать другому в беде степной человек должен был ради собственного спасения другим в такой же, на этот раз личной, беде. Таким образом, видно, как все более и более стенная жизнь сама вела наших Предков к идее христианской любви к ближнему и всепрощению. Храбрость, жертва собой ради спасения остальных членов Рода были необходимыми качествами для того, чтобы выжить в степи. Уход тепла и, следовательно, Божества зимой и приход его летом был достаточно виден всякому степняку. Отсюда — Зимние торжества и Летние. Переходные периоды отмечались меньшими, но достаточно важными торжествами. Наконец, жертва Богу — всегдашнее явление всех религий. Выбиравшийся для этого Агнец весьма скоро стал символом жертвы солнцу, а затем и символом солнца, после же самого Бога, сходящего на землю для спасения людей. Единение с Богом достигалось путем приобщения всех при помощи Сомы, напитка Богов, нектара. Время же, день и ночь, были разделены жертвами и возлияниями Сомы на периоды. Вскоре человек оказался уже внутри религии, овладевшей его жизнью и сделавшейся для него моралью. Потом пришел период упадка, ухода, потери влияния жрецов, может, гибели жрецов, перерыва традиции, изменения таковой и затемнения значения Божеств. Потом пошла новая эволюция возрождения религии уже в степи. Появилось славянское язычество. Наконец, после упадка такового в городах, при еще живом язычестве в селах, — насаждение христианства. Оно, да еще в форме православия, привилось на языческий корень, как ветка фруктового дерева на дичке, и дало пышный плод, именуемый русским православием.

Если сейчас идет «дехристианизация» Руси, то она все равно цели не достигнет. Христианство возродится, так как оно отвечает душе народной, пришедшей к нему через язычество.

НАШ ЭТНОС И ВИЗАНТИЯ

В этой книге мы неоднократно высказывали нашу мысль, что Византия нас обратила в христианство в своих политических целях, ибо в самой Византии вопрос о почитании икон или о догматах мог вызвать настоящую гражданскую войну, с битвами на улицах Царьграда! Люди умирали: одни за то, что Ангелы — женского пола, а другие — что мужского. Это религиозно-политическое мировоззрение они применили и к нам, после громких побед наших киевских князей, особенно Святослава Храброго, настолько досадившего Византии, что та, через своих дипломатов-стратигосов, даже подкупила печенегов, и, когда Святослав был на острове Хортице, где был алтарь Перуну, они напали на него, перебили дружину, а самого князя обезглавили. Князь печенежский Куря (Курская губерния и город Курск — его земли) сделал из черепа Святослава чашу и пил из нее по скифо-русколанскому обычаю на пирах мед и вино. А. В. Муравьев пишет в № 9 «Родных Перезвонов» за 1953 г.: «В доисторической Руси, до Крещения, трудно проследить на огромном пространстве этой необъятной страны следы искусства в народе, живущем еще примитивной жизнью». (Здесь отметим всеобщее заблуждение еще со времен греческих проповедников христианства на Руси: «Русские люди жили примитивной жизнью» до их, греков, прихода, после которого сразу же стали жить «жизнью культурной»! Г. Муравьев разделяет это мнение. Между тем, если бы он ознакомился с теперешней литературой на этот счет, он, может, больше не сказал бы: «жили примитивной жизнью»!) «Раскопки курганов на Юге России и нахождение греческих монет на могилах и греческих украшений свидетельствуют о той связи, которая существовала между народом, населявшим ее, и греческими колониями», — пишет дальше Г. Муравьев. Связь эта, поясним от себя, была сначала торговая, меновая и военная, а затем и административная, так как в Черноморской Руси, на Сурожи, было много греков-писцов, записывавших акты купли и продажи уже «Руськыми Письмены». К тому времени уже должна была выработаться и письменность, отчасти напоминавшая греческую, а отчасти имевшая свой характер, начертание и, может, даже некоторые знаки, отличавшиеся от греческих. Грегуар (Брюссель) утверждает, что если письменность в Сурожи была, то она была… сирийской. Почему сирийской, а не, скажем, египетской? Наше мнение таково, что западные ученые, когда мы повторяем их мнение, согласны с нами, а когда осмеливаемся иметь собственное, то критикуют, очевидно, еще считая нас за каких-то недоучек! В «Дощьках» из коллекции Изенбека, русского художника, умершего в 1940 году в Брюсселе, были не только греческие буквы, но готские (рунические) и даже санскритские.