Выбрать главу
Як Руська земля крестилася, так был в те часы человек один, а звали его Подыбою,  а тот человек не хотел креститься, а шел до лесу темного, а зрил тамо хату новую,  а хотел войти, двери раскрыл, а та хата сквозь земь загудела (провалилась), а чуть было Подыбу не забила (убила). А стал Подыба Бога молить, Бога молить, хаты просить, а вышел к нему Муж Дивный, а тако ему рече: «Що бо хочешь? А пощо сам хаты не строишь?» Отвечал ему Подыба тот: «А как строить буду, коли секиры не имею?» А дал ему Муж Дивный секиру. А Подыба до древа сече, а з Дубу кровь тече! Остановився он, а тако рек: «Що наповедал мне тот человек! Коли до древа секу, а кровь вижу, так то не древо есть, а животина, а может, то есть и человечина!» А пришел к нему Муж Дивный,  а так ему на то рече: «Секи, Подыбо, покуд секира сече, а не зри, що кровь тече!» Так Подыба на то отвечает: «А кровь же та что означает?» «А кровь? Дуб есть живый, от Дуба есть Сноп, от Снопа есть Грим (гром), а от Гриму есть Хлеб!

Мы передаем текст почти по-русски, а не на южнорусском наречии, но оставляем некоторые обороты речи и слова, как они были в оригинале. Песня эта была довольно длинной и заключала в себе описание многих чудесных явлений. Видимо, составитель хотел ей придать характер языческий. Сноп, Дуб, Кровь, Хлеб — символы Перуна.

МАТЕРИАЛЬНЫЕ АТРИБУТЫ ПРАЗДНИКОВ

Так как пасхальные дни известны, мы скажем о рождественских. Ошибка думать, что «католики празднуют преимущественно Рождество, а православные — Пасху». На Руси Рождество праздновали с таким же великолепием, как и Пасху. Пасха милей русскому сердцу, потому что она весной, когда пробуждается природа и все зеленеет. Однако Рождество наступает, когда снег еще не надоел, как Великим Постом. Потому это — праздник Зимы, что доказывает и сооружение Бабы во дворе. Мало кто знает, что на Юге России Бабами называют истуканов исчезнувших племен, следовательно, фигуры религиозные. Слово «истукан» обозначает «исстуканный из камня резцом и молотком». Так и говорится в древней рукописи безымянного автора: «оны же кумири из древа, небожде камене истуканые суть». Праздник Рождества — праздник Возрождения Света, «Прибытия Дня на Волос». Колядины Дни — Дни всех божеств древнего славянства: Хорса, Ярилы, Купалы, Лады, Велеса и других. В эти дни скифы-саки (Средней Азии), по китайским хроникам, катали зажженное колесо. Так же поступали и наши крестьяне (Юрьевка, Анновка, Антоновка и др. села). Родство, таким образом, наше со скифами-саками видно само собой. Влияние санскритского языка на славянский тоже вне спора. Но вот, в отличие от католиков, народ не строил «крещ», или же вертепа в церкви. У иконы Рождества Христова ставили на полу Сноп, причем он должен был именно стоять. В таком виде он являлся иконой Перуна — Дажьба, Сварога. Перед иконой, на столике, ставили три горшка со смирной, ладаном и медом. На ладане или смирне лежал золотой пятирублевик, а сбоку лежало железное ботало (боталитися — звенеть, болтаясь, из стороны в сторону), род колокольчика с коровьей шеи, и уздечка с коня. Полагалось, чтобы конь был белый, т. е. как в «Асмаведе», в ранний период браманизма, или же в жертвоприношении коня. На Руяне (Рюгене) конь должен был быть белым для того, чтобы по нему могли гадать жрецы. Итак, связь устанавливается и здесь. Изображение звезды на Рождестве, с которой бегали по деревням мальчуганы, должно было иметь либо семь, либо восемь концов. Первый в восьмиконечной звезде луч был синим, потом следовал голубой, потом зеленый, желтый, оранжевый, розовый и красный, последний был также синим. В семиконечной это был красный. Ясно, что в этой звезде цветами изображался древний взгляд на Рай, как на Царство Дажьбово, дорогой к которому была Рай-дуга, или Радуга. Ее же называли на Севере Радонегой. Там существовал культ Ладоги и Онеги, двух Сестер-Богинь.

На Рождество в церкви, таким образом, было все, что напоминало вертеп, но самого вертепа не делали. Его представляли символически. Там, на столике, возле трех горшков, которые назывались Тремя Братьями, ставили хлеб со щепоткой соли на нем и тарелку с горсточкой сухих вишен, слив и яблок. На полу, у ног Снопа, стояли бутылка с вином (красным) и другая — с оливковым маслом, а на коврике были посыпаны зерна пшеницы. Сбоку лежал клок сена, а с другого — клок овечьей шерсти. Все вместе взятое было атрибутами Зимнего Божества, Дажьба-Велеса, Лада-Купалы, Яро-Хорса. Все эти божества надо понимать как активные формы Сварога. Пассивная форма — сам Сварог, которого в христианстве народ ассимилировал с Богом-Отцом. Он имеет свое соответствие в браманизме, а именно — Браму. Брама — это Дажьбог.

Рождество, следовательно, имеет не только христианский, но и подспудный, языческий смысл. Доказательством тому служат жертвы Роду-Рожаницу, в предбаннике, на Рождество. Также и жертвы домовому. Некоторые ставили жертву домовому на конюшне или в коровнике. И Конь, и Корова имели вначале религиозное значение. В Египте был культ Аписа. Племя гальча, к югу от Самарканда, считало еще перед войной (Первой мировой) быка изображением Божественным. Ассирийцы в Вавилоне, а раньше шумеры делали изображение быка для религиозных целей, а в древнейшие времена бык был Божеством у народов Азии, Средней Азии и Египта. Крылатый бык был Божеством Ассиро-Вавилонии. Конь был священным животным ведийцев. В православии один из Апостолов изображается вместе с быком.

ЕЩЕ ЭПИЧЕСКИЕ ПЕСНИ

Однажды довелось слышать на хуторе, вблизи Антоновки, песню, пропетую старухой Захарихой, которую туда пригласили на праздники. В большой комнате, у одного из обитателей, сидела Захариха, на столе стояло угощение, пирожки, селедка с луком, бутылка водки и стояли рюмки. Захариха выпила, раскраснелась и начала петь «про Царя Рыдю, которому русский князь голову срубил». Вот слова песни:

Та то ж не туча темная собралась, не буря-Гром пошла на Русскую землю, та то пылянка вставала от копыт, а летела в ней вражья конница. А сказали Князю русскому,  а дымы показали в степи, а много дымов горело там, а оттуда враг шел немилостивый. А взял Князь жену свою милую,  до сердца прижал, до грудей, а так ей сказал: «Княгиньюшка! Плачь, бо плакати надобно. А иду сем скоро на дымы, а буду битися с врагами лютыми,  а кому из нас Бог смерть нарек, того не ведаем, а течем так». Отвечала ему Княгиньюшка так: «Иди, Княже, что ж плакать нам? На то мы княжие крови имеем, а лить нам ту кровь на землю,  а боронить нам ее от врагов!» Поблагословила она Князя своего, мужа милого на бой лютый, а сел он до седла шелкового,  серебряны стремены в ноги вдел, а поднял шашку свою, тако до неба, а солнцу сказал: «Блести на нем!», та вперед ринулся с полками своими, а так полетел на врага. А ветрел он его на выгоне, за ричкою, за Каялою, у степи, а там Рыдя видел, а кричал ему: «Коли смелый такой, кинься на меня, а покажемо полкам нашим, як бьемося за землю нашу!» А Рыдь-царь на него летел с шаблюкою, а тако вертел вокруг себе, а Князь русскый на него летел, а доразу сшибалися, искры метали, а по железу черкали, по стремени, а кони храпели, землю рыли, на дыбка ставалися, на зады седали. А як удари Рыдь-царь по Князю русскому, а Князь шашку подставлял, а летела з него зга ясная. А як ударил Князь по Рыди тому, так доразу главу снимал долой, а хватал ее, в торока вязал, а гнал вон конноту вражую, а кого постиг, того забил! А з головы той Рыдевой Князь наш ковша зробив, щоб пива пити. А царь Рыдя, як був безглавый, так по степу скакал зеленому, а все голову свою глядив, а все искал ее в траве густой…