Не отказывал ему царь Водяник. Отдавал ему Чернавку в жены, завел пир на весь подводный мир. Не забыл Садко наказу строгого — не обнял он, не поцеловал жены, потихоньку ушел он с пира богатого, лег на лавку и уснул крепко-накрепко.
Поутру проснулся Садко и увидел солнце красное, увидел зеленую траву — весь прекрасный белый свет. Сам лежит он на крутом берегу у речки Чернавки, что под Новгородом.
Встал Садко, пошел к Ильменю. А по Ильменю тридцать кораблей бегут, на тридцатом корабле черные паруса. А у пристани жена Садко стоит, горько плачет, приговаривает:
— Не воротится Садко ко мне из-за моря синего!
Как увидела дружина храбрая, что стоит Садко на крутом кряжу, удивилась дружина, испугалась:
— Мы оплакивали Садко в синем море, а Садко встречает нас в Новгороде!
Обрадовалась тут молодая жена, брала Садко за руки белые, целовала, обнимала, приговаривала:
— Милый мой, опора моя крепкая, ты не езди больше в синее море, не давай тосковать моему сердцу ретивому, оставайся дома со мной и с детками. Хватит тебе по морям гулять, судьбу искушать!
Послушался Садко жены и не стал больше ездить по морю. Прожил до смерти тихо и мирно в Новгороде.
Иван — крестьянский сын и чудо-юдо
некотором царстве, в некотором государстве жили-были старик и старуха, и было у них три сына. Младшего звали Иванушка. Жили они — не ленились, без устали трудились, пашню пахали, да хлеб засевали.
Разнеслась вдруг в том царстве-государстве весть: собирается чудо-юдо поганое на их землю напасть, всех людей истребить, все города-села огнем спалить. Затужили старик со старухой, загоревали. Старшие сыновья утешают их:
— Не горюйте, батюшка и матушка, пойдем мы на чудо-юдо, будем с ним биться насмерть. А чтобы вам одним не тосковать, пусть с вами Иванушка останется, молод он еще, чтоб на бой идти.
— Нет, — говорит Иванушка, — не хочу дома оставаться да вас дожидаться, пойду я с чудом-юдом биться!
Не стали старик со старухой Иванушку удерживать да отговаривать — снарядили всех трех сыновей в путь-дорогу. Взяли братья мечи булатные, взяли котомки с хлебом-солью, сели на добрых коней и поехали.
Ехали они, ехали и приехали в какую-то деревню. Смотрят — кругом ни одной живой души нет; все повыжжено, поломано, стоит одна маленькая избушка.
Вошли братья в избушку. Лежит на печке старая старуха да охает.
— Здравствуй, бабушка! — говорят братья.
— Здравствуйте, добрые молодцы. Куда путь держите?
— Едем мы бабушка, на реку Смородину, на калиновый мост. Хотим с чудом-юдом сразиться, на свою землю не допустить.
— Ох, молодцы, за доброе дело взялись! Ведь чудо-юдо, злодей, всех разорил, разграбил, лютой смерти предал. Теперь и до нас добрался, только я одна здесь уцелела, видно, уж и чуду-юду на еду не гожусь…
Переночевали братья у старухи, поутру рано встали и отправились снова в путь-дорогу.
Подъезжают к самой реке Смородине, к калиновому мосту. По всему берегу лежат мечи да луки поломанные, лежат кости человеческие.
Нашли братья пустую избушку и решили переночевать в ней.
— Ну, братья, — говорит Иван, — заехали мы в чужедальнюю сторону, надо нам ко всему прислушиваться да приглядываться. Давайте по очереди в дозор ходить, чтоб чудо-юдо через калиновый мост не пропустить.
В первую ночь отправился в дозор старший брат. Прошел он по берегу, посмотрел за реку Смородину — все тихо, никого не видать, ничего не слыхать. Лег старший брат под ракитов куст да и заснул крепко, захрапел громко.
А Иван лежит в избушке — не спится ему, не дремлется. Как пошло время за полночь, взял он свой меч булатный и отправился к реке Смородине. Смотрит — под кустом старший брат спит, во всю мочь храпит.
Не стал Иван его будить, спрятался под калиновый мост, стоит, переезд сторожит.
Вдруг на реке воды взволновались, на дубах орлы закричали — подъезжает чудо-юдо о шести головах. Выехал он на середину калинового моста — конь под ним споткнулся, черный ворон у него на плече встрепенулся, позади него черный пес ощетинился.
Говорит чудо-юдо шестиголовое:
— Что ты, мой конь, споткнулся? Отчего ты, черный ворон, встрепенулся? Почему ты, черный пес, ощетинился? Или вы чуете, что Иван — крестьянский сын здесь? Так он еще не родился, а если и родился, так на бой не сгодился: я его на одну руку посажу, другой прихлопну!