— Спасибо на добром слове, дедушка.
Как старик научил, так царевич и сделал: выбрал себе богатырского коня, ночь переночевал, поутру рано встал, растворил ворота, собрался ехать; вдруг проговорил ему конь человеческим голосом:
— Иван-царевич, припади к земле: я тебя трижды ногой толкну.
Раз толкнул и другой толкнул, в третий не стал:
— Ежели в третий раз толкну, нас с тобой земля не снесет.
Иван-царевич вскочил на коня, — только его и видели.
Едет далеким-далеко; день коротается, к ночи подвигается; стоит двор, что город, изба, что терем.
Подъехал царевич к крыльцу, привязал коня к золотому кольцу, сам — в сени да в избу. А лежит на печи, на девятом кирпиче Баба-яга — костяная нога.
Закричала Баба-яга громким голосом:
— Ах ты, такой-сякой! Железного кольца не достоин, к золотому привязал.
— Ладно, бабушка, не бранись! Коня можно отвязать, за иное кольцо привязать.
— Что, добрый молодец, задала тебе страху? А ты не страшись, да на лавочку садись, а я стану спрашивать, из каких ты родов, из каких городов?
— Эх, бабушка! Ты бы прежде накормила, напоила, а потом вести спрашивала; видишь, человек с дороги, весь день не ел.
Ну, Баба-яга тотчас скатерть-самобранку постелила, принялась угощать Ивана-царевича.
Он наелся, напился, на постель повалился. Баба-яга не спрашивает, он ей сам все рассказывает:
— Был я в малых летах, качал меня батюшка в зыбке, сулил за меня Ненаглядную Красоту: трех маток дочку, трех бабок внучку, девяти братьев сестру. Сделай милость, бабушка, скажи, где живет Ненаглядная Красота и как до нее дойти.
— Я и сама, царевич, не ведаю. Вот уже третью сотню лет доживаю, а про эту Красоту не слыхивала. Ну да спи, усни; заутро соберу своих ответчиков; может, из них кто знает.
На другой день встала старуха раненько, умылась беленько, вышла с Иваном-царевичем на крылечко и закричала богатырским голосом, засвистала молодецким посвистом, крикнула по морю:
— Рыбы и гад водяной, идите сюда!
Тотчас синее море всколыхнулось, собралась рыба большая и малая, собрался всякий гад, к берегу идет — воду укрывает. Спрашивает старуха:
— Где живет Ненаглядная Красота: трех маток дочка, трех бабок внучка, девяти братьев сестра?
Отвечают все рыбы и гады в один голос:
— Видом не видали, слыхом не слыхали.
Крикнула старуха по поднебесью:
— Собирайся, птица воздушная!
Птица летит, дневной свет укрывает, в один голос отвечает:
— Видом не видели, слыхом не слыхали.
Крикнула старуха по земле:
— Собирайся, зверь лесной!
Зверь бежит, землю укрывает, в один голос отвечает:
— Видом не видали, слыхом не слыхали.
—- Ну, — говорит Баба-яга, — больше некого спрашивать. — Взяла царевича за руку, повела в избу.
Только в избу вошли, — налетела Могол-птица, пала на землю — в окнах свету не стало.
— Ах, ты, птица Могол, где была, где летала, отчего запоздала?
— Ненаглядную Красоту в гости снаряжала.
— Вот это мне и надобно! Сослужи мне службу верою-правдою: снеси туда Ивана-царевича!
— Хорошо, бабушка!
Сел Иван-царевич на Могол-птицу; она поднялась, полетела. Три года летела, вылетела на луга зеленые, травы шелковые, цветы лазоревые и пала наземь.
— Вот, — говорит, — терема белокаменные, где Ненаглядная Красота живет.
Пришел царевич в город, пошел по улицам гулять. Идет и видит: на площади человека кнутом бьют.
— За что, — спрашивает, — вы его кнутом бьете?
— А за то, — говорят, — что задолжал он нашему царю десять тысяч, да в срок не выплатил. А кто его выкупит, у того Кащей Бессмертный жену унесет.
Вот царевич подумал-подумал и прочь пошел. Погулял по городу, вышел опять на площадь, а того человека все бьют; жалко стало Ивану-царевичу, и решил он его выкупить. «У меня, — думает, — жены нету, отнять у меня некого».
Заплатил выкуп и пошел прочь. Вдруг бежит за ним тот самый человек и кричит ему:
— Спасибо, Иван-царевич, буду тебе я верным слугой.
— А как тебя зовут-величают?
— Зовут-величают Булат-молодец.
— Ну, пойдем Ненаглядную Красоту добывать.
В ту пору вышла Ненаглядная Красота на крыльцо. Увидал ее Иван-Царевич, поклонился низко, стал присватываться.
Вдруг по синему морю плывут корабли: наехало тридцать богатырей Ненаглядную Красоту сватать и ну над Иваном-царевичем насмехаться:
— Ах ты, деревенский лапотник! По тебе ли такая красавица! Ты не стоишь ее мизинного пальчика.
Стали к нему со всех сторон подступать да невесту отбивать. Иван-царевич не стерпел: махнул рукой — стала улица, махнул другой — переулочек. Тут Булат-молодец схватил красавицу за правую руку, посадил на коня, ухватил Ивана-царевича за левое плечо, посадил позади девицы, ухватился сам за стремечко, и поскакали они из города во всю конскую прыть.